Joseph von Eichendorff
Die Zauberei im Herbste
Ein Märchen (1808)
Печальная сказка
немецкого писателя-романтика...
Классика жанра.
Самая странная и осенняя
из всех странных осенних сказок...
Печальная сказка
немецкого писателя-романтика...
Классика жанра.
Самая странная и осенняя
из всех странных осенних сказок...
Рыцарь /1/ Убальдо в один из ясных осенних вечеров отстал на охоте от своих спутников и в полном одиночестве ехал на коне по пустынным горам, поросшим лесом, когда увидел, как ему навстречу спускается человек в странном пестром одеянии.
Незнакомец не замечал рыцаря до тех пор, пока не оказался прямо перед ним. Убальдо с удивлением увидел, что куртка незнакомца изящна и великолепно украшена, хотя и стала уже старомодной и изношенной. Лицо его было красивым, но бледным и заросшим неухоженной бородой.
Оба обменялись удивленными приветствиями, и Убальдо рассказал, что ему не повезло и он здесь заблудился. Солнце уже скрылось за горами, а местность эта располагалась вдали от людского жилья.
Поэтому незнакомец предложил рыцарю переночевать сегодня у него, а завтра на рассвете он покажет ему единственную тропу, по которой можно выехать из этих гор. Убальдо охотно согласился и последовал за своим провожатым по безлюдным лесистым ущельям.
Вскоре они оказались у высокой скалы, в основании которой была вырублена просторная пещера. В середине ее лежал большой камень, на нем стояло деревянное распятие. В глубине кельи лежала охапка сухой листвы, служащая постелью. Убальдо привязал своего коня у входа, в то время как хозяин молча принес вино и хлеб.
Незнакомец не замечал рыцаря до тех пор, пока не оказался прямо перед ним. Убальдо с удивлением увидел, что куртка незнакомца изящна и великолепно украшена, хотя и стала уже старомодной и изношенной. Лицо его было красивым, но бледным и заросшим неухоженной бородой.
Оба обменялись удивленными приветствиями, и Убальдо рассказал, что ему не повезло и он здесь заблудился. Солнце уже скрылось за горами, а местность эта располагалась вдали от людского жилья.
Поэтому незнакомец предложил рыцарю переночевать сегодня у него, а завтра на рассвете он покажет ему единственную тропу, по которой можно выехать из этих гор. Убальдо охотно согласился и последовал за своим провожатым по безлюдным лесистым ущельям.
Вскоре они оказались у высокой скалы, в основании которой была вырублена просторная пещера. В середине ее лежал большой камень, на нем стояло деревянное распятие. В глубине кельи лежала охапка сухой листвы, служащая постелью. Убальдо привязал своего коня у входа, в то время как хозяин молча принес вино и хлеб.
 |
| Карл Флиер (Karl Flieher). Панорама Альп |
Они сели рядом, и рыцарь, которому платье незнакомца показалось мало подходящим для одеяния отшельника, не смог удержаться от распросов об его прежней жизни. «Только не расспрашивай, кто я»,- строго ответил отшельник, и его лицо стало при этом мрачным и неприветливым. Но вместе с тем Убальдо заметил, что, когда он сам начал рассказывать о некоторых странствиях и славных делах своей юности, отшельник стал внимательно слушать. Наконец усталый Убальдо улегся на предложенной ему охапке листвы и скоро заснул, в то время как его хозяин уселся у входа в пещеру.
Посреди ночи рыцарь, испуганный неспокойными сновидениями, проснулся и выглянул из пещеры.
Луна ярко освещала безмолвное кольцо гор. На площадке перед пещерой он увидел ее хозяина, который беспокойно расхаживал взад и вперед под высокими, слегка покачивающимися деревьями. При этом он глухим голосом напевал песню, из которой Убальдо удалось уловить такие слова:
Певец замолчал, сел на камень и, казалось, начал бормотать невнятные молитвы, которые, однако, скорее звучали как некие запутанные заклинания.
Журчанье ручьев с соседних гор, тихий шелест елей таинственно звучали в унисон, и Убальдо, охваченный сном, снова опустился на свое ложе.
Давних песен искус манит,
Страхом древним
глухо тянет
Из ущелий глубины.
Сладкий грех, оставь в покое
Ты меня! или благое
Соверши, меня низвергнув
От мелодий тех неверных
В бездны темные земли.
Я молюсь самозабвенно!
Но картины жизни бренной
Дразнят, прелестью маня.
И среди лесов молчанья
Душу мне теснят отчаяньем.
Бог суров! Боюсь Тебя!
Смертью смерть поправ, Спаситель,
Приходил ты к нам в обитель
Искупить грехи людей!
Разорви ж мои оковы,
Я у двери ада снова.
Помоги в нужде моей!
Певец замолчал, сел на камень и, казалось, начал бормотать невнятные молитвы, которые, однако, скорее звучали как некие запутанные заклинания.
Журчанье ручьев с соседних гор, тихий шелест елей таинственно звучали в унисон, и Убальдо, охваченный сном, снова опустился на свое ложе.
Казалось, и сам отшельник был застигнут увиденным врасплох. «Ах, как хорош мир!» — пораженно воскликнул он, прикрыл лицо руками и поспешил обратно в лес. Покачав головой, рыцарь поехал по хорошо знакомой ему дороге к своему замку.
Любопытство привело его в скором времени снова в эти места, и, немного проискав, он нашел ту пещеру, где вновь встретил отшельника, который на этот раз был уже не таким мрачным и замкнутым.
Убальдо понял из того подслушанного ночного пения, что отшельник хочет искупить свои тяжкие грехи, но рыцарю показалось, что душа его тщетно сражается со своим врагом, так как во всем поведении незнакомца не было ничего от светлой веры действительно преданной Богу души. И часто во время беседы, когда они сидели рядом, в его безумно пылающих глазах со страшной силой вспыхивало подавленное земное страдание, причем все его черты странно искажались и полностью изменялись.
Это побудило доброго рыцаря к частым посещениям, чтобы всей силой своей неомраченного безгрешного духа помочь и поддержать мятущуюся душу. Отшельник не открывал своего имени, не рассказывал о своей прежней жизни; казалось, его ужасало прошлое. Но с каждой встречей он явно становился спокойнее и доверчивее. И однажды доброму рыцарю удалось уговорить отшельника сопровождать его в свой замок.
Был уже вечер, когда они добрались до замка. Рыцарь распорядился развести в камине огонь, чтобы согреться, и принес самое лучшее вино, которое у него было.
Казалось, отшельник впервые чувствовал себя здесь спокойно и уютно. Он очень внимательно рассматривал меч и другое оружие, мерцавшее на стене в отблесках огня в камине, а затем молча долго смотрел на рыцаря.
— Вы счастливы,- сказал он, - и я смотрю на Ваш уверенный, радостный, мужественный образ с истинным почтением и робостью; на то, как Вы беззаботно идете через страдания и радости по жизни, спокойно управляя ее течением, но и полностью отдаваясь ей, - как тот моряк, который точно знает, куда он должен править, и не дает увлечь себя в пути чудесными песнями сирен. Рядом с Вами мне часто кажется, что я или трусливый глупец, или безумец. – Есть люди, опьяненные жизнью,- ах, как страшно потом вдруг снова протрезветь!
Рыцарь, который, пользуясь представившейся возможностью, не хотел оставить без отклика необычный душевный порыв своего гостя, мягко, но настойчиво попросил того доверить ему наконец историю своей жизни. Отшельник задумался.
— Если вы мне обещаете,- сказал он наконец, - навсегда сохранить тайну о том, что я Вам расскажу, и разрешите мне не называть никаких имен, то я это сделаю.
Рыцарь протянул ему руку и с радостью обещал все, что тот потребовал, пригласил хозяйку дома, за молчание которой поручился, чтобы она тоже послушала рассказ, давно ожидаемый ими обоими.
При ее появлении незнакомец пришел в сильное смятение. Он распахнул окно и несколько мгновений смотрел на полуночную лесистую долину, чтобы собраться с мыслями. Успокоившись, он вернулся к ним, они все придвинулись к пылающему камину, и он начал рассказывать:
— Осеннее солнце ласково пригревало землю, сияя над цветными туманами, покрывавшими долины вокруг моего замка. Музыка смолкла, праздник закончился, и веселые гости разъезжались в разные стороны. Это был прощальный праздник, который я давал в честь самого любимого друга моей юности, что уезжал сегодня со своими спутниками, чтобы в крестовом походе помочь великому христианскому воинству завоевать Землю Обетова́нную.
С самой ранней юности нашей Крестовый поход был единственным предметом наших обоюдных желаний, надежд и планов, и даже сейчас я погружаюсь с неописуемой грустью в воспоминания о том безмятежном, прекрасном времени утра нашей жизни, когда мы сидели вместе под высокими липами на склоне горы, где стоял мой замок, и в мечтаниях следили за плывущими облаками, провожая их в ту благословенную, чудесную страну, где Готфрид /2/ и другие герои жили и сражались в светлом блеске своей славы. -- Но как быстро все изменилось во мне!
Девушка, цветок чистой красоты, которую я видел всего несколько раз и которую с первой встречи полюбил непреодолимой любовью, о чем сама она ничего не знала, держала меня пленником этих гор. И вот сейчас, когда я достаточно вошел в силу, чтобы сражаться вместе со своими братьями во Христе, я не мог расстаться с ней и отпускал моего друга в поход одного.
Она тоже была на празднике, и я блаженствовал безмерно, созерцая ее красоту. И только утром, когда она уезжала и я помогал ей сесть на коня, я осмелился открыть ей, что я не отправился в Крестовый поход только из-за нее. Она ничего не ответила на это, лишь посмотрела на меня пристально и, как мне показалось, испуганно и быстро умчалась.
При этих словах рыцарь и его супруга взглянули друг на друга с явным удивлением. Но незнакомец этого не заметил и продолжил рассказ:
— Все уехали. Солнце освещало через высокие сводчатые окна пустые залы, где сейчас раздавались только мои одинокие шаги. Я выглянул из окна в эркере, леса стояли молчаливы, и только изредка из них раздавались удары топоров дровосеков. В этом одиночестве мною овладело какое-то неописуемо тоскливое томление. Дольше я не мог этого выдержать, вскочил на коня и поскакал на охоту, чтобы облегчить свое стесненное сердце.
Я долго бесцельно скакал, и наконец, к моему изумлению, очутился в горной местности, которая была мне ранее совершенно неизвестна.
 |
| Карл Флиер (Karl Flieher). Альпийский вид |
Задумавшись, с соколом на руке, ехал я по прекрасному лугу, освещаемому косыми лучами заходящего солнца; осенние паутинки летали, как вуаль, в ясном голубом воздухе; высоко над горами слышались прощальные песни улетавших птичьих стай.
И вдруг внезапно я услышал звуки охотничьих горнов, перекликающихся друг с другом на некотором удалении от гор. Пение нескольких голосов звучало им в аккомпанемент. Никогда раньше музыка не наполняла меня таким чудесным томлением, как эти звуки, и даже сегодня в памяти моей осталось несколько строф из той песни, как бы навеянные ветром в перерывах между звуками:
И вдруг внезапно я услышал звуки охотничьих горнов, перекликающихся друг с другом на некотором удалении от гор. Пение нескольких голосов звучало им в аккомпанемент. Никогда раньше музыка не наполняла меня таким чудесным томлением, как эти звуки, и даже сегодня в памяти моей осталось несколько строф из той песни, как бы навеянные ветром в перерывах между звуками:
В красно-желтых пятнах зелень,
Птичьи стаи улетают.
Горнов темных песнопенья
Одиноко в сердце тают.
Безотрадно мысли бродят
Но приюта не находят.
Видишь, горы голубые
Высятся над дальним лесом,
Речек воды озорные
Мчатся вдаль с веселым плеском.
Облака, ручьи и птицы –
Всё за горизонт стремится.
Мои золотые кудри,
Молодое тело манят,
Но, как лета краски жухнут,
Скоро красота увянет.
Юность! Наслаждайся юной
Красотою непритворной!
Пусть пока молчат все горны!
Двух изящных рук пожатье,
Красный рот – для поцелуя,
Тело ждет твоих объятий,
Приходи, мой милый, жду я,
Пока песни раздаются,
Пока звуки горнов льются!
Я был обескуражен, смущен этими звуками, что проникали мне прямо в сердце. Мой сокол, как только зазвучали первые аккорды, испугался, взвился высоко в небо с пронзительными криками и не вернулся ко мне. Я же не мог сопротивляться и последовал вслед за чарующей песней охотничьих горнов, что, путая все чувства, звучала то вдали, то снова вместе с ветром раздавалась где-то рядом.
И вот наконец я вышел из леса и увидел сверкающий замок, что высился передо мной на горе. Простираясь от вершины горы и до леса, ярчайшими красками сиял чудесный сад. Он, подобно волшебному кольцу, окружал замок. Все деревья и кусты его, раскрашенные осенью ярче, чем когда-либо, были пурпурными, золотисто-жёлтыми и огненными; высокие астры, эти последние созвездия уходящего лета, горели там самыми разнообразными красками. Вечернее солнце как раз бросало свои лучи на эту прелестную возвышенность, на фонтаны и окна замка, ослепительно блестевшие.
 |
| Карл Флиер (Karl Flieher). Замок в Альпах ***************************** |
Я стремительно взбежал через изящно позолоченные решетчатые ворота на террасу сада, где стояла моя возлюбленная, и, покоренный такой красотой, упал к ее ногам. На ней было темно-красное платье; несколько длинных вуалей, прозрачных, как осенние паутинки бабьего лета, веяли над золотыми локонами и соединялись надо лбом застежкой из сверкающих драгоценных камней в виде великолепной астры.
Ласково подняла она меня с колен и растроганным голосом, как бы прерывающимся от любви и печали, произнесла:
- Прекрасный, злополучный юноша, как я тебя люблю! Уже давно любила я тебя, и, когда осень начинает свое таинственное празднество, с каждым годом с новой неодолимой силой пробуждается мое вожделение. Несчастный! Как ты попал в круг орбиту моих звуков? Оставь меня и беги!
Меня потрясли ее слова, и я заклинал ее продолжать говорить и все объяснить. Но она не отвечала, и в молчании шли мы рядом друг с другом по саду.
Тем временем наступил вечер. От всего ее облика исходило строгое величие.
- Ну так знай,- сказала она,- твой друг детства, который сегодня распрощался с тобой, - предатель. Меня вынудили обручиться с ним и стать его невестой. Из-за дикой ревности он утаил от тебя свою любовь ко мне. Он не уехал в Палестину, он приедет завтра, чтобы увезти меня и в отдаленном замке спрятать навечно от всех человеческих взоров. – Теперь я должна уйти. Мы не увидимся больше никогда, если он не умрет.
С этими словами она запечатлела поцелуй на моих губах и исчезла в темных аллеях. В моих глазах искрился, пропадая, холодным сиянием, драгоценный камень из ее астры, а поцелуй горел по всему телу, вызывая сладострастное наслаждение, почти смешанное с ужасом.
Содрогаясь, обдумывал я те страшные слова, которыми при прощании она отравила мою здоровую кровь, и долго в размышлениях бродил по пустынным аллеям. Наконец, измученный, прилег я на каменные ступени перед воротами замка, вдали еще раздавались звуки горнов, и я задремал, предаваясь своим странным мыслям.
Когда я проснулся, было уже светлое утро. Все двери и окна замка были закрыты, сад и все его окрестности — тихи. В этом одиночестве снова возник в моем сердце образ возлюбленной и все волшебство вчерашнего вечера, расцвеченное прекрасными утренними красками, и я пребывал в абсолютном блаженстве, снова чувствуя себя любимым. Но иногда, когда мне на память вновь приходили те ужасные слова, меня охватывало желание бежать прочь из этих мест; но поцелуй еще горел на моих губах, и у меня не было сил удалиться.
Меня потрясли ее слова, и я заклинал ее продолжать говорить и все объяснить. Но она не отвечала, и в молчании шли мы рядом друг с другом по саду.
Тем временем наступил вечер. От всего ее облика исходило строгое величие.
- Ну так знай,- сказала она,- твой друг детства, который сегодня распрощался с тобой, - предатель. Меня вынудили обручиться с ним и стать его невестой. Из-за дикой ревности он утаил от тебя свою любовь ко мне. Он не уехал в Палестину, он приедет завтра, чтобы увезти меня и в отдаленном замке спрятать навечно от всех человеческих взоров. – Теперь я должна уйти. Мы не увидимся больше никогда, если он не умрет.
С этими словами она запечатлела поцелуй на моих губах и исчезла в темных аллеях. В моих глазах искрился, пропадая, холодным сиянием, драгоценный камень из ее астры, а поцелуй горел по всему телу, вызывая сладострастное наслаждение, почти смешанное с ужасом.
Содрогаясь, обдумывал я те страшные слова, которыми при прощании она отравила мою здоровую кровь, и долго в размышлениях бродил по пустынным аллеям. Наконец, измученный, прилег я на каменные ступени перед воротами замка, вдали еще раздавались звуки горнов, и я задремал, предаваясь своим странным мыслям.
Когда я проснулся, было уже светлое утро. Все двери и окна замка были закрыты, сад и все его окрестности — тихи. В этом одиночестве снова возник в моем сердце образ возлюбленной и все волшебство вчерашнего вечера, расцвеченное прекрасными утренними красками, и я пребывал в абсолютном блаженстве, снова чувствуя себя любимым. Но иногда, когда мне на память вновь приходили те ужасные слова, меня охватывало желание бежать прочь из этих мест; но поцелуй еще горел на моих губах, и у меня не было сил удалиться.
Веял теплый, почти знойный ветерок, как будто бы еще раз возвращалось лето. Все еще погруженный в свои грезы, я отправился в ближний лес, чтобы развеяться на охоте. И вот на верхушке дерева я увидел птицу с таким красивым оперением, какого я еще никогда не видел. Я натянул лук, чтобы подстрелить ее, но она быстро перелетела на другое дерево. Я последовал за ней в охотничьем азарте, но прекрасная птица перелетала передо мной с верхушки на верхушку, и ее светло-золотые крылья маняще блестели в лучах солнца.
Так я попал в узкую долину, окруженную высокими скалами. Здесь не дул холодный ветер; все зеленело и цвело, как летом. Из глубины долины раздавалось чудесное пение. Удивленно раздвинул я ветви густого кустарника, у которого стоял, – и прикрыл свои глаза, опьяненный и ослепленный чудом, открывшимся мне.
 |
| Карл Флиер (Karl Flieher). Речка в Альпах ***************************** |
Я устремился в самую чащу леса, чтобы охладить пламя, бушевавшее у меня внутри. Но чем дальше я убегал, тем живее вставали перед моими глазами эти картины, тем сильнее преследовало меня сияние этих юных тел.
Сумерки застали меня в лесу. Все небо сразу изменилось и потемнело; над горами разразилась сильная буря. «Мы никогда не увидимся больше, если он не умрет!» — непрерывно повторял я про себя и мчался так, как будто за мной гнались привидения.
Иногда мне казалось, что где-то в лесу в стороне я слышу стук конских подков, но я избегал встреч с людьми и бежал от этих звуков, как только они начинали приближаться ко мне. Замок моей возлюбленной я часто видел вдали, когда поднимался на вершины: снова пели охотничьи горны, как вчера вечером; блеск свечей из всех окон, подобно мягкому лунному свету, таинственно освещал круг ближних деревьев и цветов, в то время как вся местность была отдана во власть буре и тьме.
Наконец, почти не владея своими чувствами, стал я взбираться на высокую скалу, рядом с которой мчался ревущий горный поток. Когда я оказался на вершине, то увидел наверху темную фигуру человека, сидевшего на камне так тихо и неподвижно, как будто он сам был из камня. Рваные тучи мчались по небу. Кроваво-красный месяц выступил на мгновение из облаков — и я узнал моего друга, жениха моей возлюбленной.
Он вскочил на ноги, как только увидел меня, так быстро и резко, что я содрогнулся всем телом, а он схватился за меч. В бешенстве напал я на него и обхватил обеими руками. Мы боролись с ним до тех пор, пока я наконец не сбросил его со скалы в пропасть. Во всей округе сразу воцарилась тишина, только сильнее шумел поток; казалось, вся моя прежняя жизнь погребена в этих бурлящих волнах и все, что было, навсегда исчезло.
Я поспешил прочь от этого ужасного места. Мне показалось, что я как будто слышу громкий отвратительный хохот как бы с верхушки деревьев за моей спиной; одновременно почудилось мне, что я в смятении чувств вновь вижу в ветвях надо мной ту самую птицу, за которой я недавно гонялся по лесу. – Испуганный, загнанный и почти безумный, бросился я сквозь чащу и через стены сада к замку красавицы. Изо всех сил колотил я в закрытые ворота. «Открывай! — кричал я вне себя.- Открывай! Я убил моего закадычного друга! Ты теперь моя на земле и в аду!»
И тут стремительно распахнулись ворота, и девушка, прекраснее, чем когда-либо, упала с пламенными поцелуями на мою истерзанную грудь. Позвольте мне умолчать о великолепии покоев в замке, аромате чужеземных цветов и деревьев, среди которых пели прекраснейшие женщины, о волнах света и музыки, о бурном, невыразимом наслаждении, которое я испытывал в объятиях любимой.
Незнакомец внезапно вскочил. За окнами замка слышалось странное пение. Это были отдельные фразы, которые то звучали как пропетые человеческим голосом, то как высокие звуки кларнета, приносимые ветром с дальних гор. Они заставляли замирать сердце и быстро затихали. – «Успокойтесь,- сказал рыцарь,- мы к этому давно привыкли. Это колдовство, видимо, живет в ближних лесах, и в осеннее время эти звуки часто слышны у нашего замка по ночам. Они исчезают так же быстро, как появляются, и мы из-за них не тревожимся». – Однако в душе рыцаря поднималось какое-то большое волнение, которое он подавил в себе с большим трудом. – Звуки за окном умолкли. Чужеземец сидел с отсутствующим видом, погруженный в глубокое раздумье. После долгого молчания он снова продолжил свой рассказ, хотя и не так спокойно, как прежде:
— Я заметил, что моя возлюбленная иногда, среди всего великолепия, бывала охвачена какой-то невольной грустью, особенно когда она смотрела из окон замка, как осень уходила со всех полей и нив. Но после крепкого и здорового ночного сна ее чудесное лицо, сад и вся местность вокруг дышали отрадной утренней свежестью и новорожденной красотой.
Только один раз, когда мы вместе стояли у окна, она была тише и печальнее, чем когда-либо. В саду зимняя буря играла с падающими листьями. Я видел, что она часто украдкой вздрагивала, рассматривая побелевшие окрестности. Все ее женщины покинули нас; песни охотничьих горнов звучали сегодня издалека, а потом и вовсе смолкли.
Глаза моей возлюбленной потеряли весь свой блеск и казались потухшими. За горы садилось солнце, освещая сад и долины умирающим сиянием. Барышня обняла меня обеими руками и запела странную песню, которую я ни разу от нее не слышал. Она наполнила весь дом бесконечно печальными аккордами. Я в восхищении внимал ей. Казалось, звуки уносили меня куда-то вдаль, в угасающую вечернюю зарю, невольно мои глаза закрылись, и, предаваясь грезам, я задремал.
Когда я проснулся, была уже ночь. Все тихо было в замке. Ярко светила луна. Моя возлюбленная спала рядом со мной на шелковом ложе. Удивленно я рассматривал ее: она была мертвенно-бледна, как неживая, ее локоны были спутаны и в беспорядке, как бы растрепанные ветром, разметались вокруг ее лица и груди. Всё вокруг лежало и стояло на тех же местах, точно так же, как я видел, засыпая; мне показалось, что это было давным-давно. – Я подошел к открытому окну.
Ужас, которого я никогда в жизни ранее не испытывал, разом охватил меня. Я всё бросил и помчался по пустым безлюдным залам, все великолепие которых исчезло. Я выбежал из дворца и невдалеке увидел тех двух неизвестных мне мужчин, которые вдруг застыли посреди своих занятий и стояли, подобно статуям.
В стороне, под горой, около одинокого пруда несколько девушек в белоснежных одеждах чудесно пели, расстилая на лугу странную пряжу, чтобы отбелить ее в лунных лучах. Эта картина и это пение только усилили мой ужас, и, отпрянув, я бросился прочь через стену сада. По небу неслись тучи, деревья шумели за моей спиной, а я все бежал, задыхаясь, дальше и дальше.
Постепенно ночь становилась все тише и теплее; в кустах пели соловьи. Далеко внизу, у подножья гор, я услышал голоса, и старые, давно забытые воспоминания сумеречно возвращались в мое выжженное сердце, а передо мной над горами занималась чудесная утренняя заря. – «Что же это? Где я? — воскликнул я изумленно, не понимая, что со мной случилось.- Осень и зима прошли, на земле снова весна. Боже мой, где же я так долго был?»
 |
| Каспар Давид Фридрих. "Рассвет в горах" ***************************** |
Всходило в своей великолепной красе солнце. Блаженная дрожь прокатилась по земле; реки и замки сверкали; люди, ах! они спокойно и радостно занимались своими обычными делами, как когда-то; бесчисленные жаворонки ликовали высоко в небе. Я упал на колени и горько заплакал о своей потерянной жизни.
Скрывшись в глуши, я хотел вымолить у неба прощение и только тогда вновь возвратиться к людям, когда все свои прегрешения, - единственное, что я помнил ясно и отчетливо из своего прошлого, - я смою горючими слезами раскаяния.
Целый год я жил так в той пещере, пока Вы не встретили меня там. Страстные молитвы исторгались часто из моей измученной души, я даже мнил иногда, что выдержал испытание и снискал милость у Бога; но это был лишь сладостный обман редких мгновений, который быстро рассеивался.
И когда снова осень раскинула свою красочную сеть по горам и долинам, из леса вновь зазвучали отдельные хорошо знакомые звуки, проникая в мое одиночество, и темные струны моего сердца начинали звучать во мне, отзываясь на их зов. В глубине души меня все еще пугал перезвон колоколов дальнего собора, когда в ясные воскресные утра они долетали до меня через горы, как бы пытаясь найти в моей груди старое ласковое Царство Божье моего детства, которого там больше не было.
Послушайте, в груди у человека находится чудесное темное царство мыслей, оттуда блистают нам хрусталь и рубин, и все окаменелые цветы бездны, одаряя нас зловещим взглядом любви, оттуда доносятся колдовские звуки, и ты не знаешь, откуда они приходят, куда уходят, красота земной жизни сумеречно мерцает извне в эти глубины, невидимые источники журчат, печально завлекая, и все это вечно тянет тебя вниз – вниз!
— Бедный Раймунд! — воскликнул рыцарь, который давно с глубоким волнением рассматривал чужеземца, погруженного в свой мечтательный рассказ.
— Ради бога, кто Вы и откуда знаете мое имя? — воскликнул чужеземец и вскочил с места как громом пораженный.
— Боже мой, - ответил рыцарь, заключая дрожащего незнакомца с сердечной любовью в свои объятия,- неужели ты нас совсем не узнаешь? Ведь я твой старый верный товарищ по оружию, Убальдо, а это твоя Берта, которую ты тайно любил, которой ты после того прощального вечера в твоем замке помог сесть на коня. Конечно, время и бурный поток жизни стерли наши свежие юные лица, и я узнал тебя только тогда, когда ты начал свой рассказ.
Я никогда не был в той местности, которую ты нам описал, и никогда не боролся с тобой на скале. После того празднества я сразу же уехал в Палестину и воевал там многие годы, а после моего возвращения прекрасная Берта стала моей женой. И Берта тоже не видела тебя после того прощального бала, и все, что ты рассказал, только чистые фантазии. – Злое колдовство, пробуждаясь каждой осенью и вновь исчезая, мой бедный Раймунд, держит тебя долгие годы в плену лживых выдумок. Ты прожил месяцы, как дни, и не заметил того. Никто не знал, когда я вернулся из Земли Обетованной, куда ты уехал, и мы думали, что мы тебя давно утратили.
Целый год я жил так в той пещере, пока Вы не встретили меня там. Страстные молитвы исторгались часто из моей измученной души, я даже мнил иногда, что выдержал испытание и снискал милость у Бога; но это был лишь сладостный обман редких мгновений, который быстро рассеивался.
И когда снова осень раскинула свою красочную сеть по горам и долинам, из леса вновь зазвучали отдельные хорошо знакомые звуки, проникая в мое одиночество, и темные струны моего сердца начинали звучать во мне, отзываясь на их зов. В глубине души меня все еще пугал перезвон колоколов дальнего собора, когда в ясные воскресные утра они долетали до меня через горы, как бы пытаясь найти в моей груди старое ласковое Царство Божье моего детства, которого там больше не было.
Послушайте, в груди у человека находится чудесное темное царство мыслей, оттуда блистают нам хрусталь и рубин, и все окаменелые цветы бездны, одаряя нас зловещим взглядом любви, оттуда доносятся колдовские звуки, и ты не знаешь, откуда они приходят, куда уходят, красота земной жизни сумеречно мерцает извне в эти глубины, невидимые источники журчат, печально завлекая, и все это вечно тянет тебя вниз – вниз!
— Бедный Раймунд! — воскликнул рыцарь, который давно с глубоким волнением рассматривал чужеземца, погруженного в свой мечтательный рассказ.
— Ради бога, кто Вы и откуда знаете мое имя? — воскликнул чужеземец и вскочил с места как громом пораженный.
— Боже мой, - ответил рыцарь, заключая дрожащего незнакомца с сердечной любовью в свои объятия,- неужели ты нас совсем не узнаешь? Ведь я твой старый верный товарищ по оружию, Убальдо, а это твоя Берта, которую ты тайно любил, которой ты после того прощального вечера в твоем замке помог сесть на коня. Конечно, время и бурный поток жизни стерли наши свежие юные лица, и я узнал тебя только тогда, когда ты начал свой рассказ.
Я никогда не был в той местности, которую ты нам описал, и никогда не боролся с тобой на скале. После того празднества я сразу же уехал в Палестину и воевал там многие годы, а после моего возвращения прекрасная Берта стала моей женой. И Берта тоже не видела тебя после того прощального бала, и все, что ты рассказал, только чистые фантазии. – Злое колдовство, пробуждаясь каждой осенью и вновь исчезая, мой бедный Раймунд, держит тебя долгие годы в плену лживых выдумок. Ты прожил месяцы, как дни, и не заметил того. Никто не знал, когда я вернулся из Земли Обетованной, куда ты уехал, и мы думали, что мы тебя давно утратили.
Убальдо от радости встречи не заметил, что его друг с каждым его словом все сильнее дрожал. Пустыми, широко распахнутыми глазами смотрел он попеременно на обоих и узнал наконец друга и возлюбленную своей юности, на лицо которой, давно отцветшее и трогательное, огонь камина отбрасывал дрожащие отблески.
— Потеряно, все потеряно! — воскликнул он, потрясенный, вырвался из объятий Убальдо и опрометью выбежал из замка в ночной лес.
«Да, все потеряно, и моя любовь, и вся моя жизнь — только долгий обман!» — повторял он сам себе все время и бежал до тех пор, пока все огни в замке Убальдо исчезли за его спиной.
Невольно он бежал к своему собственному замку и оказался около него в рассветный час.
Снова было светлое осеннее утро, как тогда, когда он много лет назад оставил замок, и воспоминания о том времени, и боль по потерянным юношеским годам, таким ослепительным и славным, охватили всю его душу. Высокие липы на каменном дворе замка все так же беспрерывно шелестели, но и двор, и весь замок были пустыми и безлюдными, и ветер задувал через обветшалые оконные проемы.
Он вышел в сад. Он лежал в запустении, только отдельные поздние цветы поблескивали тут и там в блеклой траве. На высоком цветке сидела птица и пела чу́дную песню, наполнявшую грудь бесконечной тоской. Это были те же звуки, что он слышал вчера во время своего рассказа в замке Убальдо.
Со страхом узнал он теперь прекрасную золотисто-желтую птицу из зачарованного леса. – А за его спиной, высоко в сводчатом окне замка слушал песню и смотрел в сад высокий рыцарь, неподвижный, бледный и весь обрызганный кровью. И это был Убальдо.
В ужасе Раймунд отвернулся от этой страшной неподвижной картины. Вокруг светилось ясное утро. Вдруг внизу на изящном коне мимо промчалась, смеясь, прекрасная волшебница в пышном блеске юной красоты. Серебряные паутинки-вуали летели за нею вслед, драгоценная астра на ее лбу отбрасывала по лугу длинные золотисто-зеленоватые лучи.
Забыв обо всем на свете, бросился Раймунд из сада вслед за милым видением.
Странные песни птицы звучали где-то впереди и манили его за собой. Постепенно, чем дальше он уходил, тем более эти звуки превращались чудесным образом в ту старую песнь охотничьих горнов, что прельстили его когда-то:
Мои золотые кудри,
Молодое тело манит…
- слышал он издалека отдельные фразы.
Речек воды озорные
Мчатся вдаль с веселым плеском.
Его замок, горы и целый мир погрузились в сумерки за ним.
Приходи, мой милый, жду я,
Пока песни раздаются,
Пока звуки горнов льются!
- звучало снова, – и, охваченный безумием, ушел бедный Раймунд за этими звуками в лес, и больше его никто никогда не видел.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Действие сказки происходит во времена Крестовых походов.
2. Го́тфрид IV Бульо́нский (1060, Булонь —1100, Иерусалим). Герой Крестовых походов. Один из предводителей 1-го крестового похода 1096—1099 на Восток, после захвата Иерусалима был провозглашен правителем Иерусалимского королевства (с 1099). Но, отказавшись короноваться в городе, где Христос был коронован терновым венцом, Готфрид вместо королевского титула принял титул «Защитника Гроба Господня».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Действие сказки "Осеннее волшебство" происходит примерно в XII веке. Рыцарь Убальдо, живущий в горной местности юга Германии в своем родовом замке, заблудился в лесу во время охоты и ранним вечером встречает на своем пути странно одетого незнакомца, который приглашает его переночевать у него в пещере, где он живет, обещая завтра на рассвете вывести его на дорогу домой.
Услышав ночью пение отшельника, рыцарь Убальдо понимает, что душа того неспокойна, на нее давят какие-то тяжелые грехи, которые тот не в силах искупить. На следующее утро отшельник выводит рыцаря на дорогу к его замку, и они расстаются.
Но Убальдо вновь и вновь приезжает в пещеру отшельника: незнакомец заинтриговал его, ему жаль этой мятущейся души. Наконец рыцарю удается пригласить лесного жителя к себе в замок, и там тот рассказывает Убальдо и его жене свою историю.
Он и сам знатен, его родовой замок - неподалеку, в этих же местах. Когда-то вместе со своим другом юности они мечтали о Крестовом походе в Палестину. Но сейчас, когда они выросли, и его друг на самом деле отправляется в Землю Обетованную, рассказчик не может уехать вместе с ним: он любит девушку, которая выросла с ними, и эта любовь держит его дома и не отпускает.
Оставшись после отъезда друга один, на охоте он вдруг слышит странные звуки охотничьих горнов, которые пленяют и завлекают его. Следуя на их зов, он приходит в некое неизвестное ему место, фантастический замок, окруженный со всех сторон волшебным садом. Там его встречает прелестная дева, в которой он моментально узнает ту, которую любит. Она признается ему, что любит его тоже, но между ними стоит тот самый его закадычный друг, который на самом деле никуда не уезжал, а завтра вернется за ней, чтобы увезти в свой замок. Они никогда не будут вместе, пока тот жив.
Потрясенный, юноша бежит из сада девушки и в горах встречает своего друга юности, с которым борется, сбрасывает его со скалы в пропасть и возвращается к своей возлюбленной. Наступает пора их любви. Лейтмотивом ей на фоне осенних пейзажей постоянно звучат звуки охотничьих горнов. Однажды, проснувшись среди ночи, юноша видит лицо своей возлюбленной: оно изменилось, стало похожим на лицо мертвеца, - холодное, застывшее, каменное, с искаженным ртом. Он бежит прочь из замка и, уйдя в пещеру отшельником, ищет милости Божьей, но найти ее не может. Тут его и встречает рыцарь Убальдо, с этой встречи начинается все повествование.
Во время рассказа отшельника Убальдо узнает в нем своего друга Раймунда. Это Убальдо уехал в Палестину, а вернувшись оттуда, женился на Берте, девушке, которую любил Раймунд. Они давно женаты, у них дети.
Убальдо заверяет потрясенного Раймунда, что никакой борьбы в лесу на скалах между ними никогда не и было. Он не видел его с тех пор, как уехал в Палестину. У него есть и объяснение безумным рассказам своего друга. Каждую осень в этих лесах просыпается злое колдовство. Оно и зачаровало Раймунда.
Тот с криками «Потеряно, все потеряно!» внезапно выбегает из замка в лес. Безумие вновь овладело им. С тех пор его никто больше не видал.
*** ** *** ** ***
Печальная сказка немецкого писателя-романтика, написанная в самом начале далекого XIX века. Я назвала ее классикой жанра, в частности, и потому, что в то же время, несколькими годами ранее, другой великий романтический писатель Германии, Людвиг Тик, напишет весьма похожую сказку практически на тот же сюжет. Это как бы история того же героя, помещенного в другие обстоятельства. Но! в отличие от Раймунда "Осеннего волшебства" душа героя сказки Людвига Тика не чужда стяжательства. Романтизм в нем уступает место любви к золоту, которое Л.Тик называет "золотой кровью" («das güldene Blut»).
Сюжет «Осеннего волшебства» встречается также и в другой романтической фантазии Людвига Тика «Верный Эккарт и Тангейзер» (1799).
Герои этих повествований оказываются не по своей воле вырваны из мира людей, противопоставлены ему.
Раймунд у Й. фон Эйхендорфа, попавши, подобно Христиану в "Руненберге" или Тангейзеру в плен к «Венере» так и не может прорваться к реальному, к истинной жизни, он остается пленником музыки «волшебных чар осени».
Напрасно он молится:
Я молюсь самозабвенно!
Но картины жизни бренной
Дразнят, прелестью маня.
И среди лесов молчанья
Душу мне теснят отчаяньем!
Бог суров! Боюсь Тебя!
Чары, наложенные на главного героя, или, лучше сказать, опьянение, дурман, которые владеют им, берут начало в нем самом, в избытке фантазии собственной души, что свойственно его натуре художника.
В сказке два главных героя противопоставлены друг другу. Мечтатель и романтик Раймунд, с тонкой душой, глубоко чувствующей красоту и волшебство окружающего мира, и трезвый реалист Убальдо, которого не проймешь осенним колдовством окружающих его замок лесов. Он сам говорит, что к этому давно привык и из-за него не тревожится, хотя и живет в непосредственном соседстве с ним. Два антипода, когда-то бывшие неразлучными друзьями, всю свою жизнь вплоть до рокового момента отъезда Убальдо в Палестину проведшие вместе.
Сам Раймунд, еще не догадываясь, кто перед ним, сразу же понимает эти особенности их столь различных характеров и говорит об этом в начале своего повествования:
— Вы счастливы,- сказал он, - и я смотрю на Ваш уверенный, радостный, мужественный образ с истинным почтением и робостью; на то, как Вы беззаботно идете через страдания и радости по жизни, спокойно управляя ее течением, но и полностью отдаваясь ей, - как тот моряк, который точно знает, куда он должен править, и не дает увлечь себя в пути чудесными песнями сирен.
Рядом с Вами мне часто кажется, что я или трусливый глупец или безумец. – Есть люди, опьяненные жизнью,- ах, как страшно потом снова вдруг протрезветь!
Жизнь Раймунда заканчивается трагически, потому что для него действительность и волшебство тесно сосуществуют вместе, сплетены так, что он сам зачастую не может отделить одно от другого. Для него нет больше возможности возврата в реальную, «нормальную» жизнь, которой живет подавляющее большинство людей.
*** ** *** ** ***
Известно, что в основе возникновения жанра «фэнтези» в XX веке лежали средневековые рыцарские романы. Созданное два века назад, «Осеннее волшебство» тоже может считаться произведением, относящемся к этому жанру. Во всяком случае, уж точно к тому его направлению, которое называется «меч и магия».
Вместе с тем, несмотря на вышеупомянутую схожесть сюжета с новеллами Людвига Тика, на малочисленность персонажей, действующих в нем, оно необычайно оригинально и наделено внутренней прелестью, которая, как старое вино, обладает замечательным послевкусием и долго еще звучит в душе неравнодушного и внимательного читателя этой старой повести о колдовских чарах любви.
Сказка-фантазия «Осеннее волшебство» Йозефа фон Эйхендорфа - самое раннее прозаическое произведение этого писателя-романтика. Она была написана в 1808/09 и подписана псевдонимом «Флоренс», издана же впервые лишь спустя сто (!) лет, в 1906, в Кельне литературным и театральным историком Вильгельмом Кошем (Wilhelm Kosch).
Сказка эта - безудержный полет фантазии ее создателя, которому тогда едва исполнилось 20 лет.
В то время Эйхендорф вместе со своим неразлучным братом Вильгельмом живут в Гейдельберге. Период с 1807 по 1808 гг. – время учебы в Гейдельбергском университете - становится решающим для становления молодого Эйхендорфа как романтика. Ему посчастливилось оказаться здесь именно в то время, которое в мировой литературе позже получит название Гейдельбергского романтизма. Именно тогда здесь в стенах университета находились Ахим фон Арним вместе со своим вторым "я" Клеменсом Брентано - знаменитые романтики, только что издавшие свой поэтический сборник "Волшебный рог мальчика". Здесь читал свои лекции по философии и эстетике приват-доцент университета Йозеф фон Гёррес, который вместе с Арнимом выпускал "Газету для отшельников" ("Zeitung für Einsiedler"), представлявшую собой, собственно, программу романтизма. Здесь велись споры романтиков с их оппонентами. К кружку гейдельбергцев однозначно причислят позже и поэта-романтика Йозефа фон Эйхендорфа.
В университете Гейдельберга Эйхендорф знакомится и с Брентано, и с Арнимом, слушает лекции Гёрреса. Сквозь толщу времен звучит для нас его голос: воспоминания об этих ярких личностях, с которыми его тогда свела судьба:
"...Арним, как и Гёте, принадлежал к тем поэтическим натурам, которые умеют отделять свое видение мира от реальности. Они стоят над миром, который вдумчиво рассматривают как произведение искусства,.....в то время как живой, подвижный Брентано.. постоянно смешивал жизнь со своими поэтическими фантазиями, что зачастую приводило его к разного рода осложнениям и передрягам, из которых Арниму каждый раз приходилось выручать своего беспокойного друга.
Да и внешне друзья были очень разными. Арним был высокого роста и отличался необычайной мужественной красотой, так что, одна пылкая дама, когда ее познакомили с ним и назвали его имя - Achim von Arnim, - произнесла каламбур "Ach, im Arm ihm" ("Ах, обнять бы его" (нем.). Даже Беттина, которая всегда скептически относилась ко всем мужчинам на свете, написала как-то в письме к брату: "Арним выглядит так по-королевски! Второго такого точно нет на всем белом свете!" И если Арним выглядел как олицетворение поэзии и самого поэта, то пылкий Брентано был стихотворением, которое, как и народная песня, часто неописуемо трогательно и сентиментально...."
В Гейдельберге Йозеф и Вильгельм Эйхендорфы вместе с Отто фон Лёбеном, а также теологом Фридрихом Штраусом и поэтом Вильгельмом Будде образовали поэтический "Элевсинский союз", где вдоволь было жарких поэтических споров, походов в театры и на концерты, а также нескончаемых путешествий по романтическим окрестностям Гейдельберга.
Местом встреч друзья "Элевсинского союза" выбрали постоялый двор "Красный бык" в пригороде Гейдельберга Рорбахе. Почему именно этот трактир, не ответит сейчас никто. Но именно напротив "Красного быка" находился дом винодела Иоганна Георга Фёрстера, в котором жила его дочь Катарина, весьма сильно повлиявшая, как на пребывание Йозефа фон Эйхендорфа в Гейдельберге, так и на его творчество. Именно ей мировая литература обязана возникновением "Осеннего волшебства"...
19-летняя девушка жила в соседнем Рорбахе в доме своего старшего брата, булочника, помогая тому по хозяйству. В дневнике поэта от той поры остались лишь скупые первоначальные записи - пара десятков строчек, внезапно обрывающихся (или уничтоженных). Продолжения им нет. Все свидетельствует о том, что в отношения двоих внезапно вмешалась некая третья сила, что понятно. Различия в конфессиях (девушка была из семьи протестантов), социальном положении (ее отец был виноделом, мать недавно скончалась, оставив на главу семейства одиннадцать человек детей), да и финансовые неурядицы обоих семейств не оставляли шансов на совместное счастье молодых людей. Известно, что дом винодела Фёрстера посетил барон Адольф фон Эйхендорф, после чего Йозеф с Кэтхен видеться перестал.
Как бы там ни было, фактом остается то, что братья Эйхендорфы 5 апреля 1808г., завершив очередной этап обучения в университете, спешно покидают Гейдельберг и уезжают в Париж. Йозеф и Кэтхен больше никогда не виделись...
...Она умерла в июле 1837г. в возрасте 48 лет и похоронена в Гейдельберге. Замуж она так и не вышла. А Йозеф фон Эйхендорф, по всей вероятности, о своей Кэтхен никогда не забывал. Ее образ легкой тенью витает во многих его произведениях.
Кэтхен Фёрстер и юношеской несбывшейся любви посвящено знаменитое стихотворение Эйхендорфа "Сломанное колечко".
"В одном укромном месте,
Где жернова шумят,
Жила моя невеста
Всего лишь год назад..." *
И именно в 1808г. появляется знаменитая сказка Эйхендорфа "Осеннее волшебство" - печальное повествование о магической силе любви, где от ее колдовских чар, "звуков горна", хочется скрыться, убежать, но нет на это ни собственных душевных сил, ни желания, ни помощи небес.
В красно-желтых пятнах зелень,
Птичьи стаи улетают.
Горнов темных песнопенья
Одиноко в сердце тают.
Безотрадно мысли бродят
Но приюта не находят.
Видишь, горы голубые
Высятся над дальним лесом,
Речек воды озорные
Мчатся вдаль с веселым плеском.
Облака, ручьи и птицы –
Всё за горизонт стремится.
Мои золотые кудри,
Молодое тело манят,
Но, как краски лета жухнут,
Скоро красота увянет.
Юность! Наслаждайся юной
Красотою непритворной!
Пусть пока молчат все горны!
Двух изящных рук пожатье,
Красный рот – для поцелуя,
Тело ждет твоих объятий,
Приходи, мой милый, жду я,
Пока песни раздаются,
Пока звуки горнов льются!...
Примечание.
*Мельницей (так наз. "Мельница Фёрстера" в Рорбахе, входящем в наши дни в городскую черту Гейдельберга) владел дядя Катарины. И молодые люди несколько раз назначали там друг другу свидания. В память о Кэтхен Фёрстер в Рорбахе-Гейдельберг установлен памятный камень.
Вместе с тем, несмотря на вышеупомянутую схожесть сюжета с новеллами Людвига Тика, на малочисленность персонажей, действующих в нем, оно необычайно оригинально и наделено внутренней прелестью, которая, как старое вино, обладает замечательным послевкусием и долго еще звучит в душе неравнодушного и внимательного читателя этой старой повести о колдовских чарах любви.
Сказка-фантазия «Осеннее волшебство» Йозефа фон Эйхендорфа - самое раннее прозаическое произведение этого писателя-романтика. Она была написана в 1808/09 и подписана псевдонимом «Флоренс», издана же впервые лишь спустя сто (!) лет, в 1906, в Кельне литературным и театральным историком Вильгельмом Кошем (Wilhelm Kosch).
Сказка эта - безудержный полет фантазии ее создателя, которому тогда едва исполнилось 20 лет.
В то время Эйхендорф вместе со своим неразлучным братом Вильгельмом живут в Гейдельберге. Период с 1807 по 1808 гг. – время учебы в Гейдельбергском университете - становится решающим для становления молодого Эйхендорфа как романтика. Ему посчастливилось оказаться здесь именно в то время, которое в мировой литературе позже получит название Гейдельбергского романтизма. Именно тогда здесь в стенах университета находились Ахим фон Арним вместе со своим вторым "я" Клеменсом Брентано - знаменитые романтики, только что издавшие свой поэтический сборник "Волшебный рог мальчика". Здесь читал свои лекции по философии и эстетике приват-доцент университета Йозеф фон Гёррес, который вместе с Арнимом выпускал "Газету для отшельников" ("Zeitung für Einsiedler"), представлявшую собой, собственно, программу романтизма. Здесь велись споры романтиков с их оппонентами. К кружку гейдельбергцев однозначно причислят позже и поэта-романтика Йозефа фон Эйхендорфа.
В университете Гейдельберга Эйхендорф знакомится и с Брентано, и с Арнимом, слушает лекции Гёрреса. Сквозь толщу времен звучит для нас его голос: воспоминания об этих ярких личностях, с которыми его тогда свела судьба:
"...Арним, как и Гёте, принадлежал к тем поэтическим натурам, которые умеют отделять свое видение мира от реальности. Они стоят над миром, который вдумчиво рассматривают как произведение искусства,.....в то время как живой, подвижный Брентано.. постоянно смешивал жизнь со своими поэтическими фантазиями, что зачастую приводило его к разного рода осложнениям и передрягам, из которых Арниму каждый раз приходилось выручать своего беспокойного друга.
Да и внешне друзья были очень разными. Арним был высокого роста и отличался необычайной мужественной красотой, так что, одна пылкая дама, когда ее познакомили с ним и назвали его имя - Achim von Arnim, - произнесла каламбур "Ach, im Arm ihm" ("Ах, обнять бы его" (нем.). Даже Беттина, которая всегда скептически относилась ко всем мужчинам на свете, написала как-то в письме к брату: "Арним выглядит так по-королевски! Второго такого точно нет на всем белом свете!" И если Арним выглядел как олицетворение поэзии и самого поэта, то пылкий Брентано был стихотворением, которое, как и народная песня, часто неописуемо трогательно и сентиментально...."
Йозеф фон Эйхендорф.
"Пережитое". 1856
*** ** *** ** ***
В Гейдельберге Йозеф и Вильгельм Эйхендорфы вместе с Отто фон Лёбеном, а также теологом Фридрихом Штраусом и поэтом Вильгельмом Будде образовали поэтический "Элевсинский союз", где вдоволь было жарких поэтических споров, походов в театры и на концерты, а также нескончаемых путешествий по романтическим окрестностям Гейдельберга.
Местом встреч друзья "Элевсинского союза" выбрали постоялый двор "Красный бык" в пригороде Гейдельберга Рорбахе. Почему именно этот трактир, не ответит сейчас никто. Но именно напротив "Красного быка" находился дом винодела Иоганна Георга Фёрстера, в котором жила его дочь Катарина, весьма сильно повлиявшая, как на пребывание Йозефа фон Эйхендорфа в Гейдельберге, так и на его творчество. Именно ей мировая литература обязана возникновением "Осеннего волшебства"...
*** ** *** ** ***
Девушка по имени Кэтхен..
19-летняя девушка жила в соседнем Рорбахе в доме своего старшего брата, булочника, помогая тому по хозяйству. В дневнике поэта от той поры остались лишь скупые первоначальные записи - пара десятков строчек, внезапно обрывающихся (или уничтоженных). Продолжения им нет. Все свидетельствует о том, что в отношения двоих внезапно вмешалась некая третья сила, что понятно. Различия в конфессиях (девушка была из семьи протестантов), социальном положении (ее отец был виноделом, мать недавно скончалась, оставив на главу семейства одиннадцать человек детей), да и финансовые неурядицы обоих семейств не оставляли шансов на совместное счастье молодых людей. Известно, что дом винодела Фёрстера посетил барон Адольф фон Эйхендорф, после чего Йозеф с Кэтхен видеться перестал.
Как бы там ни было, фактом остается то, что братья Эйхендорфы 5 апреля 1808г., завершив очередной этап обучения в университете, спешно покидают Гейдельберг и уезжают в Париж. Йозеф и Кэтхен больше никогда не виделись...
...Она умерла в июле 1837г. в возрасте 48 лет и похоронена в Гейдельберге. Замуж она так и не вышла. А Йозеф фон Эйхендорф, по всей вероятности, о своей Кэтхен никогда не забывал. Ее образ легкой тенью витает во многих его произведениях.
Кэтхен Фёрстер и юношеской несбывшейся любви посвящено знаменитое стихотворение Эйхендорфа "Сломанное колечко".
"В одном укромном месте,
Где жернова шумят,
Жила моя невеста
Всего лишь год назад..." *
Joseph von Eichendorff. 1810.
Das zerbrochene Ringlein
Перевод Лии Мещуровой (фрагм.)
И именно в 1808г. появляется знаменитая сказка Эйхендорфа "Осеннее волшебство" - печальное повествование о магической силе любви, где от ее колдовских чар, "звуков горна", хочется скрыться, убежать, но нет на это ни собственных душевных сил, ни желания, ни помощи небес.
В красно-желтых пятнах зелень,
Птичьи стаи улетают.
Горнов темных песнопенья
Одиноко в сердце тают.
Безотрадно мысли бродят
Но приюта не находят.
Видишь, горы голубые
Высятся над дальним лесом,
Речек воды озорные
Мчатся вдаль с веселым плеском.
Облака, ручьи и птицы –
Всё за горизонт стремится.
Мои золотые кудри,
Молодое тело манят,
Но, как краски лета жухнут,
Скоро красота увянет.
Юность! Наслаждайся юной
Красотою непритворной!
Пусть пока молчат все горны!
Двух изящных рук пожатье,
Красный рот – для поцелуя,
Тело ждет твоих объятий,
Приходи, мой милый, жду я,
Пока песни раздаются,
Пока звуки горнов льются!...
Примечание.
*Мельницей (так наз. "Мельница Фёрстера" в Рорбахе, входящем в наши дни в городскую черту Гейдельберга) владел дядя Катарины. И молодые люди несколько раз назначали там друг другу свидания. В память о Кэтхен Фёрстер в Рорбахе-Гейдельберг установлен памятный камень.
КОПИРОВАНИЕ/ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ ТЕКСТА ВОЗМОЖНО ТОЛЬКО С СОГЛАСИЯ АВТОРА ПЕРЕВОДА
*** ** *** ** ***
Комментариев нет:
Отправить комментарий