РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ. РУССКАЯ ДУША ПОЭТА

Р.М.РИЛЬКЕ
1875 – 1926
Прага - Монтрё
*************

Райнер Мария Рильке.
Он, конечно же, прежде всего Поэт.
Его современниками и соотечественниками 
были великие Фридрих Ницше, Густав Майринк, 
Гуго фон Гофмансталь, Зигмунд Фрейд,
Альфонс Муха, Густав Климт, Пауль Клее.
Это Австро-Венгрия на рубеже веков XIX и XX. 
Стихи Рильке прекрасны и глубоки по содержанию.
Здесь, на этих страницах, мы встречаем его имя потому, 
что он также написал несколько сказок,
пройти мимо которых было бы неправильно.





Ночное небо тускло серебрится..
На всем — его чрезмерности печать.
Мы — далеко, мы с ним не можем слиться, —
и слишком близко, чтоб о нем не знать.

Звезда упала!.. К ней спешил твой взгляд.
Загадывай, прося в мгновенья эти
Чему бывать, чему не быть на свете?
И кто виновен? Кто не виноват?..

(Перевод с нем. Тамары Сильман /1909-1974/)


Ренé /1/ Рильке (нем.René Karl Wilhelm Johann Josef Maria Rilke) родился в Праге, этом городе мистиков, философов и поэтов, которая тогда, в 1875 году, входила, как и вся Богемия, в состав Австро-Венгрии. Его отец, Йозеф Рильке (1839–1906) служил чиновником по железнодорожному ведомству. Семья по отцовской линии происходила из маленького городка Тюрмитц (совр.Trmice) в северной Богемии
Мать Рене, София (Фиа) Энтц (1851-1931) была родом из состоятельной семьи пражских фабрикантов. Ее отец, дедушка писателя, был уважаемым коммерсантом и Императорским придворным советником. Брак родителей Рильке нельзя было назвать счастливым, поскольку был мезальянсом: отец был властным и вечно всем недовольным брюзгой, а мать, разочарованная жизнью, ушла в религию. Глубокую религиозность она также прививала своему сыну. 
Родители Рене.                              Рене Рильке в 1878г.                     Ученик школы пиаристов. 1882г.

В 1882-1886гг., с шестилетнего возраста, Рильке посещает общеобразовательную школу католического монашеского ордена пиаристов /2/, расположенную в аристократическом квартале Праги. С самых юных лет мальчик рос в максимальной изоляции от своих сверстников. 

Отношения между матерью и единственным сыном были непростыми. Она тяжело переживала смерть своей дочери-первенца /3/ и рождение сына через год приняла как ее воскрешение, назвав ребенка Рене /4/.

«Брак моих родителей уже клонился к закату, когда родился я. А когда мне было девять лет, произошел уже полный между ними разрыв, и моя мать покинула отца. Она была очень нервной стройной брюнеткой, ожидавшей от жизни чего-то неопределенного. И такой она и осталась.... Я должен был носить очень красивые платьица и вплоть до своей школьной поры гулял по улицам, как маленькая девочка. Думаю, что моя мать играла со мной как с большой куклой. Впрочем, она всегда гордилась, если ее называли "барышней". Ей хотелось выглядеть юной, страдающей и несчастной. Впрочем, несчастной она все же была. Думаю, несчастны были мы все» /5/.
Р.Рильке. Из письма 
к шведской писательнице Эллен Кэй. 1903г.

1879                                                                   1884

Надежды матери на аристократическую жизнь в браке не оправдались. И в 1884г., когда мальчику было 9 лет, родители расстались друг с другом. 
София Энтц-Рильке переехала жить в Вену, поближе к шумной жизни высшего света императорского двора, оставив своего сына на воспитание отцу.

Райнер Рильке со своим отцом. Прага, 1884         Мать, София (Фиа) Рильке-Энтц
************************************************************

Йозеф Рильке, мелкий пражский чиновник, у которого военная карьера не задалась, хотел, чтобы сын стал блестящим офицером, или, на худой конец, выбился в высший свет (об этом мечтала мать). С 1886г. Рене посещает военное реальное училище в Ст.Пельтене, а затем, в 1890г., поступает в Высшее реальное военное училище в Мэриш Вайскирхен (Mährisch Weißkirchen), ставшие для него «букварем ужасов»

"...Эти пять лет я почти сознательно вытеснял из своей памяти как годы насилия над своей сущностью...К концу пятого года обучения в военной школе моё пребывание там стало настолько очевидно абсурдным из-за состояния моего здоровья и моей души, что не могло не прекратиться. Следующий год прошел в хворости и растерянности. Низшее военное реальное училище, а позднее высшая реальная школа в Мэриш-Вайскирхен – какой бы хорошей репутацией ни пользовались оба эти заведения среди специалистов – ничего не дали мне из того, что могло бы послужить развитию моих наклонностей и способностей; тамошняя обстановка была настолько вредна моему здоровью, что последние полтора года я был не в состоянии даже просто следить за ходом уроков, несмотря на всю их чрезвычайную односторонность и убожество, что было делом вполне обычным.
Кроме того изоляция мальчиков в этих режимных воспитательных учреждениях была столь полной, что у меня не было ни книг, нужных для моего возраста и вообще соответствующих ему, ни единого фрагмента простой, связанной с жизнью реальности... Когда позднее, в более безоблачные годы, я впервые взял в руки мемуарные записки Достоевского из Мертвого дома,... мне показалось, будто меня окунули во все ужасы и отчаяние каторжной тюрьмы, в которой я пребывал, начиная с моего десятого года..."

Р.Рильке. Из писем 1920-х гг.

Военная карьера с ее постоянной муштрой и строгой дисциплиной не прельщала юношу, в котором рано развился талант художника и писателя, и в 1891г. он по состоянию здоровья был отчислен из военного училища.
К этому времени Рильке уже твердо решил стать поэтом, но при этом он остро чувствовал свою необразованность (в учебных планах военных училищ той поры не предусматривалось разностороннее развитие питомцев). 

Возвратившись в Прагу, Рильке с 1892 по 1895гг. берет частные уроки, готовясь к экзаменам на аттестат зрелости, который получает в 1895г. Благодаря помощи дяди /6/, который видел его своим наследником в адвокатуре, он поступает в том же году на философский факультет Пражского Карлова университета и начинает изучать литературу, историю искусства и философию, а через год, переехав в Мюнхен, продолжает обучение, но на этот раз юриспруденции в университете Людвига-Максимилиана.

Писать стихи Райнер Рильке начал с детства. В 1894 годукогда автору было 18 лет, выходит его первый поэтический сборник «Жизнь и песни». Будущий великий лирик еще с трудом угадывается в этих незрелых импровизациях (позднее Рильке начисто вычеркнет их из своей поэтической биографии). 


"Я в старом доме. За окном 
Лежит кольцом широким Прага; 
И сумерки походкой мага 
Обходят улицы кругом.

Темно. Но там, из-за угла 
Зеленой плесенью сверкая, 
Собор святого Николая 
Возносит к небу купола. 

Дрожат огни. Туманна синь. 
Все смолкло в городской истоме...
Мне кажется, что в старом доме 
Незримый шепчет мне: «аминь»" /7/
«В старом доме» 
(перевод А.А.Виска)
Однако, читая поэтические опыты Рильке 90-х годов, можно видеть, как растет мастерство поэта и все резче выделяются те черты, которые со временем станут определяющими в его поэзии: стремление погрузить лирическое повествование в атмосферу интимных настроений, потребность запечатлеть неуловимые нюансы внутреннего душевного состояния, тяготение к изысканно-утонченному языку.

В столице Баварии он знакомится с романистом Якобом Вассерманом /8/, тогда еще только начинавшим свой путь в литературе. Вассерман, с одной стороны, открывает ему творчество датского прозаика Е.П. Якобсена (впоследствии — одного из самых любимых писателей Рильке), а с другой, пытается заинтересовать молодого поэта русской литературой. 

"...Тогда он назвал мне Тургенева и Достоевского. Последний стал для меня со временем очень важен..."

Лу Саломе (Lou Andreas-Salomé)
(1861-1937)
*********************
Именно у Вассермана 22-летний Рильке знакомится в мае 1897 года с женщиной, которой суждено будет сыграть решающую роль в его дальнейшей судьбе. 
Лу Андреас-Саломе. Писательница, философ, врач - психотерапевт немецко-русского происхождения, много путешествовавшая по свету. Образованная, умная, независимая, Лу Саломе стала для Райнера не только возлюбленной, но и проводником в мир высшей духовности. Она раскрывает перед ним богатства мировой культуры, в том числе — и русской литературы. 
Она была намного старше, ей было 36 лет, к тому же она была замужем. 

Их связь продлится до 1900г. и прекратится по инициативе Лу Андреас-Саломе. Но и после разрыва она останется для Рильке вплоть до самой его кончины главной женщиной его жизни, другом и советчиком. (См.Приложение I. "Лу Саломе- Райнер Рильке. Фрагменты писем"↓). 

Чета Андреас-Саломе много путешествует, и Рильке отправляется вместе с ней в две поездки по России, на родину Лу Саломе. 

Первая поездка в Россию состоялась в мае-июне 1899 года. Уже первые впечатления поразили Рильке и сохранились на всю жизнь. 

Путешественники оказались в Москве как раз в канун Пасхи и остановились в гостинице возле Кремля. Они наблюдали, как толпы народа стекались к надвратной часовне, где находилась почитаемая чудотворная икона Иверской Божьей Матери. Поэт, по его признанию, сразу же ощутил сопричастность молящимся, восторг охватил его. Всю пасхальную ночь он провёл в Кремле, отстоял богослужение в Успенском соборе.

«Пасха была у меня один-единственный раз. Это случилось в ту долгую, необычную, необыкновенную, волнующую ночь, когда вокруг теснились толпы народа, а Иван Великий ударял меня в темноте, удар за ударом. То была моя Пасха, и я верю, что мне ее хватит на всю жизнь; весть в ту московскую ночь была дана мне странно большой, она была дана мне прямо в кровь и в сердце»

Среди прочих рекомендаций было у поэта и письмо к художнику Леониду Осиповичу Пастернаку (художнику, отцу поэта).
Тот вспоминал позднее:

«…в моей мастерской стоял молодой человек, очень ещё молодой, белокурый, хрупкий, в темно-зеленом тирольском плаще. В руках у него были рекомендательные письма от друзей моих в Германии. Они просили… познакомить его с Толстым». 

Л.О.Пастернак. "Р.М.Рильке в Москве".1926
*****************
Что Пастернак без труда охотно сделал, поскольку работал как раз в то время над иллюстрациями к роману Л.Н.Толстого «Воскресенье». 

Уже на следующий день вечером Рильке и Лу Андреас-Саломе с мужем были приняты прославленным писателем в его московском доме в Хамовниках. 
Рильке пишет матери: 

«Вчера мы были приглашены на чай к графу Льву Толстому и провели у него два часа, испытав глубокую радость от его доброты и человечности. Мы были тронуты трогательной простотой его любезности и словно благословлены этим великим старцем… Это выше всяких слов!»

То была для поэта-философа пора религиозных исканий, разочарования в европейской цивилизации, погрязшей в «безбожии». А в России он ощутил после долгих лет «тревожной и запутанной юности» присутствие «живого Бога». Более того, в Москве всё ему

«показалось известным и давно знакомым… Город моих самых далёких и глубоких припоминаний, непрерывно манящее возвращение: родина». Просто мистика какая-то. Новая инкарнация души...
…Можно сказать: этот народ хочет стать солдатом, другой — торговцем, третий – учёным; русский народ хочет стать художником». 

В его воображении поэта вставала Россия как страна вещих снов и патриархальных устоев в противоположность промышленному Западу.

В эту первую поездку Рильке знакомится, кроме Леонида Пастернака, с художниками Виктором Васнецовым, Ильёй Репиным, скульпторами A.C. Голубкиной, Паоло Трубецким.


«Три недели, проведённые мною в России, словно три года, – писал он. – …Мне довелось пережить так много нового…». 

У Рильке десятки подобных признаний самым разным адресатам, признаний о чувстве «возвращения на родину».
Рильке навсегда становится “очарованным странником” России на пороге русского “серебряного века”. Россия стала его второй духовной родиной – “все мои глубинные истоки – там!”. 

Дорогой друг, если бы я был рожден пророком, я всю мою жизнь проповедовал бы Россию как ту избранную страну, на которой тяжелая рука ваятеля-Бога покоится как великое мудрое замедление. Россия – страна, полная будущности”.

Потрясение от путешествия настолько велико, что по возвращении в Германию он интенсивно изучает русский язык, историю, литературу, живопись, читает в оригинале не только произведения русских писателей XIX века, но даже «Слово о полку Игореве», которое позже попытается перевести на немецкий.

В написанных в это время новеллах, вошедших в цикл «Истории о Господе Боге», отразились впечатления от путешествия, сплетённые с приобретёнными знаниями об истории и фольклоре страны... Пишет он и стихи, вошедшие в «Часослов». Читает «Слово о полку Игореве», которое позднее переведёт на немецкий язык.

"Я внутренне настолько полон Россией и озарен ее красотой, что едва ли буду замечать что либо за ее границей”.

На следующий год – вторая поездка в Россию. Теперь уже почти на три месяца – с начала мая по конец августа. 

Накануне этого путешествия Рильке пишет Леониду Пастернаку: 

«Прежде всего, должен Вам сообщить, что Россия для меня явилась … чем-то более существенным, нежели просто мимолётным событием, что с августа прошлого года я почти исключительно занимаюсь русской историей, искусством, культурой и – чтобы ничего не упустить – вашим прекрасным несравненным языком. Хотя я ещё не могу говорить на нём, я всё же довольно свободно читаю ваших великих (и каких великих!) поэтов».

Маршрут и программа второй поездки были весьма насыщенными. Первые три недели Рильке и Саломе провели в Москве, посещая монастыри, музеи, театры. Побывали они снова у Льва Толстого, на этот раз в его имении в Ясной Поляне.

Райнер Мария Рильке,
Лу Андреас-Саломе и Спиридон Дрожжин
**************
Затем отправились в Киев. Печерская Лавра и Владимирский собор с росписями Васнецова и Нестерова произвели на поэта большое впечатление, но сам город показался ему «ополяченным». Далее из Киева по Днепру проплыли до Кременчуга, побывали в Полтаве, затем по железной дороге добрались до Саратова. И неизгладимое впечатление произвело путешествие на пароходе вверх по великой Волге с остановками в Самаре, Симбирске, Казани, Нижнем Новгороде, Ярославле.
Посетили в деревне Низовка Тверской губернии крестьянского поэта Спиридона Дрожжина. Этот 52-летний староста деревни летом работал в поле, а зимой писал стихи. Настоящий представитель народа-творца, как виделось Рильке. В путешествии, по воспоминаниям Саломе, им довелось остановиться в простой крестьянской избе под Ярославлем. Молодая семья построила новый дом и уехала в город на заработки. Вот в этом деревянном доме спали на тюфяках, набитых сеном, немецкие путешественники. Они общались с простыми крестьянами и уездными помещиками, и эти встречи ещё больше укрепили любовь германского поэта к России. 

А далее Петербург, где его знакомят со знаменитым "мирискусником" Александром Николаевичем Бенуа, который, конечно же, повез Рильке в свой любимый Петергоф.

“Он повел меня по большим и старым паркам, в которых рассыпаны маленькие голландские замки Петра Великого..”


А.Н.Бенуа. Автопортрет. 1896
*******
А вот что пишет Александр Бенуа о знакомстве с Рильке в своих "Воспоминаниях художника" (т.I):


"...И всё же Петергоф - сказочное место. Посетивший меня летом 1900 г. Райнер Мария Рильке, стоя на мосту, перерезающем канал, ведущий от дворца и главных фонтанов к морю, воскликнул перед внезапно открывшимся видом: 

"Das ist ja das Schloss der Winterkönigin !" ("Да ведь это замок Снежной королевы!"). 

И при этом от восторга на глазах поэта даже выступили слезы. 
И действительно, в тот ясный летний вечер всё казалось каким-то ирреальным, точно на миг приснившимся, готовым тут же растаять сновидением. 

Серебряные крыши дворца, едва отличавшиеся от бледного неба; мерцание золотой короны на среднем корпусе, блеклый отблеск в окнах угасавшей зари, ниже струи не перестававших бить фонтанов, с гигантским водяным столбом "Самсона" посреди, а еще ближе, по берегам канала, два ряда водометов, белевших среди черной хвои всё это вместе создавало картину полную сказочной красоты и щемящей меланхолии...."



По возвращении домой Рильке с энтузиазмом пропагандирует русское искусство, публикует статьи о Васнецове, Крамском, Левитане, Иванове, Малютине. Продолжает делать переводы. Даже пишет стихи на русском, в которых отражена искренняя любовь к России, суровая красота которой ему предпочтительней пышного юга. Не совсем по-русски, но трогательно и проникновенно.
* * * * * *
Я иду, иду и все еще кругом
Родина твоя - ветренная даль,
Я иду, иду, и я забыл о том,
Что прежде и других краев я знал...

29 ноября 1900, Шмаргендорф


Рильке был действительно многим обязан России, открывшей перед ним «мир неслыханных измерений». Но и наша страна должна быть за многое благодарна Рильке, чьи вдохновенные стихи про Россию могут быть поставлены в один ряд со стихами Блока, Есенина, Цветаевой... 
Никому из иноязычных поэтов, пытавшихся воспевать Россию, не удавалось найти столь пронзительные образы, какими насыщен «Часослов» — книга о «русском боге», русском иночестве и паломничестве. Созданная нерусским поэтом, эта книга проникнута великой любовью к нашей стране и верой в ее будущее. Рильке знал и понимал Россию. Читая строки Рильке, посвященные России, постоянно ловишь какой-то до боли знакомый мотив. 

* * * * * *

Я зачитался. Я читал давно.
С тех пор, как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
не слышал я дождя.

Я вглядывался в строки, как в морщины
задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу: краскою карминной
в них набрано: закат, закат, закат.

Как нитки ожерелья, строки рвутся
и буквы катятся куда хотят.
Я знаю, солнце, покидая сад,
должно ещё раз было оглянуться
из-за охваченных зарёй оград.

А вот как будто ночь по всем приметам.
Деревья жмутся по краям дорог,
и люди собираются в кружок
и тихо рассуждают, каждый слог
дороже золота ценя при этом.

И если я от книги подниму
глаза и за окно уставлюсь взглядом,
как будет близко всё, как станет рядом,
сродни и впору сердцу моему!

Но надо глубже вжиться в полутьму
и глаз приноровить к ночным громадам,
и я увижу, что земле мала:
околица — она переросла
себя и стала больше небосвода,
и крайняя звезда в конце села —
как свет в последнем домике прихода.
"За книгой". 1902. 
Перевод Б.Пастернака. 1957
* * * * * *

Однако, интенсивность, насыщенность, переизбыточность чувства, которое питал Рильке к России и русским, передает — наглядно и убедительно — всю сложность такого головокружительного "воспарения в небеса". 

Подобно Цветаевой, творившей "свою" Германию, Рильке создал "свою" Россию, во многом вымышленную сказочную страну. При этом нельзя забывать: Россия влюбленного в нее Рильке и подлинная Россия начала XX века соотносятся друг с другом так же, как поэзия и правда, миф и история.
Но миф — это также и иллюзия, крушение которой оборачивается зачастую трагедией. Русский миф Рильке, как и германский Марины Цветаевой, оказался призрачным и был разрушен в XX веке неумолимым ходом исторических событий, что видно на примере судьбы художника Генриха Фогелера, с которым Рильке был дружен. (См. Приложение II↓)


* * * * * * 

Три года любовь-дружба с Лу Саломе управляла его жизнью. Позднее, в 1924 году, Рильке напишет: «Она принадлежит к числу самых замечательных людей, которые мне когда-либо встретились ...Без влияния этой выдающейся женщины мое развитие не пошло бы теми путями, на которых я смог кое-чего добиться». 

В 1900 году, после возвращения из поездки по России, они расстались, и два с половиной года между ними длилось молчание. Наконец, Рильке не выдерживает и несмело, деликатно, но с надеждой и той детской открытостью, которая всегда так подкупала ее, прерывает паузу. И, словно рухнувшую плотину, обломки обид и недосказанностей затопит потоком новых писем. Эта переписка составляет огромный том. Они будут писать друг другу до последнего дня, обращаясь друг к другу словом "дорогой(ая)", которое они по негласному договору будут писать по-русски.

Друзьями они останутся на всю жизнь. Впоследствии они не раз встречались: она приезжала в Париж, где он был секретарём у Родена, Рильке дважды посещал её в Гёттингене, куда муж Саломе получил назначение. На конгрессе психоаналитиков Лу познакомила его с Фрейдом, и Фрейд радушно принял поэта в своём доме в Вене. В годы войны она ездила к нему в Мюнхен. В 1924 году Рильке приглашал Лу приехать к нему в Швейцарию хоть на год. Он посылал ей свои книги о Ворпсведе, об Огюсте Родене, роман «Записки Мальте Лауридса Бригге», с нетерпением ждал её откликов, спеша узнать ее мнение о них, и пространно отвечал на ее письма.   

В 1928 году, вскоре после его смерти, она опубликовала свою книгу о нём «Райнер Мария Рильке».

С августа 1900г. Рильке жил по приглашению художника Генриха Фогелера в "колонии художников" Ворпсведе. (См.Приложение II. "Ворпсведе. Деревня художников"↓). В  1901 году, после мучительного разрыва с Лу Саломе, Рильке женится на дочери скульптора Кларе Вестхоф. Через год у них родилась дочь Рут (Руфь) (1901–1972) /9/.


Поэт строит планы переезда в Россию, на свою «духовную родину» вместе с женой и дочерью. Он даже пишет письмо издателю А.С. Суворину (от 5 марта 1902 года) с просьбой предоставить ему место работы. 

«...Моя жена не знает России; но я много рассказывал ей о Вашей стране, и она готова оставить свою родину, которая ей тоже стала чужда, и переселиться вместе со мной в Вашу страну — на мою духовную родину. О если б нам удалось наладить там жизнь! Я думаю, что это возможно, возможно потому, что я люблю Вашу страну, люблю ее людей, ее страдания и ее величие, а любовь — это сила и союзница Божья».

Рильке и Роден в Париже. 1902г.
*****************
Но Суворин, не зная поэта лично, ему не ответил. Больше оказаться в России Рильке не пришлось, но, тем не менее, поэт считал встречу с Россией главным событием жизни.

Уже летом 1902г. Рильке уезжает от семьи в Париж, где пишет монографию об Огюсте Родене, имея возможность постоянно общаться с великим скульптором.

Клара Вестхоф останется его женой до конца его жизни, но жить вместе они не будут, так как размеренное семейное существование было слишком тягостно для беспокойной натуры Рильке. 
Прожив меньше двух лет в браке, Рильке все последующие годы — более двадцати лет! — переписывался с женой. Оставаясь близкими по духу, они охотно делились впечатлениями и мыслями, но — жили врозь и, более того, почти не встречались. Их объединяла дочь Рут.

Рут Зибер-Рильке. 1901-1972
***************

Свойственное Рильке стремление «жить среди толпы, но быть во времени бездомным» предопределило его отшельническую судьбу и скитания всю его жизнь. И хотя в его последующей жизни были и другие женщины, больше всего поэт оберегал свое «святое одиночество», которое считал главным условием творческого успеха.

Гений Рильке одинок. Его восприятие жизни, самое творчество, глубоко затронутое мыслью о смерти, были трагичными /11/.  

Он много путешествует: Франция, Италия, Швейцария, Дания, Швеция, Алжир, Тунис, Египет, подолгу живет у Огюста Родена во французском Мёдоне, на Капри встречается с Максимом Горьким.
Странствия, отсутствие своего дома стали для Рильке со временем неким фактом его личной судьбы. Бездомным странником он останется до самой смерти.


Господь, пора! Огромным было лето!
Ты ветры на поля спусти! Сгусти
Тень: солнечным часам - поменьше света.

Потом вели, пусть плод последний спелый
Нальётся совершенством, и вино
Тяжёлое Ты, как заведено,
За два-три южных дня чудесным сделай!

Теперь бездомный не построит дома,
Кто одинок, тот будет одинок.
Не спать, читать, ронять наброски строк,
Бродить аллеями по бурелому,
Когда осенний лист шуршит у ног.

Р.М.Рильке. Осенний день.1902 
Перевод В.Иванова

И в своих странствиях Рильке пишет, пишет, пишет - стихи, рассказы, статьи, сказки, очерки, роман «Записки Мальте Лауридса Бригге», снова стихи, в том числе, знаменитые Дуинские элегии, (проводя в одиночестве месяцы в итальянском замке Дуино), и постоянно ведет нескончаемую переписку. Его письма - неотъемлемая составная часть его литературного наследия.

Среди его корреспондентов во второй половине его жизни два знаменитых русских поэта: Борис Пастернак и Марина ЦветаеваВосторженная поклонница Германии, Цветаева видела в Рильке родственное ей начало. «...Россию, — писала она в 1927 году, — он любил, как я Германию, всей непричастностью крови и свободной страстью духа...».


"Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжёлый шар земной
Не уплывёт под нашими ногами..."

Марина Цветаева. "Посвящение Рильке" 
(фрагм.) 3.05.1915 года


* * * * * *

С конца июля 1921 по 1926гг., вплоть до самой смерти, Райнер Рильке постоянно живет в Швейцарии, в замке Мюзо, деля свое одиночество с художницей Баладиной Клоссовской /10/
 (он называл ее Мерлиной). Ее любовью и заботами произошло волшебство, Рильке обрел наконец свой собственный дом, место, которое было для него родным. 

"О святое мое одиночество – ты!
И дни просторны, светлы и чисты,
Как проснувшийся утренний сад.
Одиночество! Зовам далеким не верь
И крепко держи золотую дверь,
Там за нею,- желанный ад."

Пер. А. Ахматовой

Райнер Мария Рильке на прогулке близ замка Мюзо, Вале, Швейцария
********************************************


"...Внезапно нашлось то, перед чем было трудно устоять. Этот старинный замок в виде башни, чья кладка восходит к тринадцатому  веку, а потолки с накатом и некоторые предметы обстановки (сундуки, столы , стулья) остались от восемнадцатого, предлагался на продажу или в аренду...И уже завтра я съезжаю из отеля, чтобы поставить небольшой эксперимент по выживанию в довольно суровых условиях замка, которые давят на тебя, как доспехи! Разве я не должен попробовать, раз уж так сложилось? Присутствие моей подруги позволит вести небольшое домашнее хозяйство, пока не найдется подходящая прислуга... Замок Chateau de Muzot расположен примерно в двадцати минутах пути круто в гору от Сьера, в не слишком засушливом, удачном, изобилующем родниками месте, - с видами на долину, склоны гор и упоительнейшие бездны небес..."
Р.Рильке. 25.07.1921
Из письма княгине Марии фон Турн-унд-Таксис Гогенлоэ

С 1923г. Рильке периодически приезжает на лечение в санаторий Вальмон (Val-Mont) на берегу Женевского озерауже появились первые признаки лейкемии, которая три года спустя оборвет его жизнь.

"Зеленоватой патокой во мне таится смерть,
И шепчет мне, все шепчет песнь свою..."

С начала 1926 года он находится в санатории практически безвыездно. 

Умер Рильке в Вальмоне 29 декабря 1926г. Ему был всего лишь 51 год /12/. 

В одном из последних писем, уже лишенный голоса, умирающий Рильке с трудом нацарапал карандашом по-русски слова, адресованные Лу Андреас-Саломе: “Прощай, дорогая моя”. 


Возможно, это были и его последние слова прощания с Россией.



* * * * * *

О, мой Господь! Что принести мне в дар Тебе — 
Тому, кто дал нам зрение, и слух? 
Воспоминанье об одном весеннем дне:
Россия, вечер, лошадь, луг…

С холма из-за деревни белый конь летел,
В передних путах - выдернутый кол.
Он по ночным полям гулять хотел.
Как бился гривы вспененный хохол!

Он счастьем озорства был окрылен, 
Не замечая свой смешной поскок.
И бешеною кровью опьянен,
В просторах чувствовал он жизни ток.

Он ржал, и бытия в нем замыкался круг...
Ты образ этот в дар прими из моих рук.

"Орфические сонеты". Сонет № 20.1923.
Перевод с нем.Н.Болдырева
и Т.Коливай /13/.


* * * * * *

ПРИЛОЖЕНИЕ I. 
ЛУ САЛОМЕ — РАЙНЕР РИЛЬКЕ. ФРАГМЕНТЫ ПИСЕМ.

Лу Саломе. 
"В начале 1897 года мы с Фридой фон Бюлов /14/ поселились .. на улице Шеллинга в Мюнхене; там я однажды получила по почте стихи, автор которых себя не назвал.
На одном театральном вечере Якоб Вассерман познакомил меня и Фриду с молодым симпатичным поэтом Рене Рильке. После спектакля мы бродили всю ночь, болтали о разных пустяках. Почему-то мне показалось, что автор анонимных стихов и мой новый знакомый — одно и то же лицо. Я не ошиблась. На следующий день посыльный принес мне вот это письмо:

Рильке. 
"…Милостивая государыня, как это ни странно, вчера мне не впервые довелось сумерничать с Вами. В моей памяти сохранилась еще одна встреча, которая настоятельно потребовала от меня заглянуть Вам в глаза. Это было зимой, и мои чувства и помыслы... были тогда заперты в тесной комнате и отданы обширному труду. В те дни в мои руки попал Ваш «Еврей Иисус» /15/. Душа моя возликовала: то, что воплотилось в моих мечтательно-эпических «Видениях Христа» /16/, над которыми я работал тогда, в Вашем эссе было выражено удивительно ясно, с безмерной силой глубочайшего убеждения. Именно эта странная встреча припомнилась мне вчера.

Теперь Вы понимаете, как я мечтал о нашей вчерашней встрече в вечерних сумерках? Всё это я мог бы Вам сказать вчера, ведь за чашкой чая так легко сказать несколько теплых слов, полных сердечного восхищения. Но для меня важно было другое. В ту первую встречу я был с Вами наедине и должен был остаться наедине... Со мной всегда так: когда человек испытывает к другому человеку благодарность за что-то для него очень важное, благодарность эта должна остаться тайной между ними.

Я надеюсь встретить Вас завтра, если Вы, милостивая государыня, сочтете возможным прийти в театр на Садовой площади. Эти слова — выражение давней, давно искавшей выхода благодарности. Как особую милость воспринимает возможность высказать их — Ваш Рене Мария Рильке.

Лу Саломе. 
Что-то в этом юноше было такое… Но, полно, одергивала я себя. Ему 21, а тебе — 36!

Совсем еще молодой Райнер, тогда еще звавшийся Рене, к тому времени уже написавший и опубликовавший поразительно много стихотворений и рассказов, .... по виду отнюдь не производил впечатления будущего большого поэта, каким он вскоре станет, но резко выделялся своеобразием характера. При этом с самого начала, уже с раннего детства, он предвидел неотвратимость своего поэтического призвания и никогда в этом не сомневался...

Он родился в неблагополучной семье, которая вскоре распалась. Затем четыре года отдал муштре в ненавистном военном училище. Из-за плохого здоровья ему удалось освободиться от тягостной военной обузы. Помог небедный дядя. Рильке сдал экзамены на аттестат зрелости и поступил в Пражский университет, но затем перебрался на учебу в Мюнхен, подальше от родительской опеки. Каким звездам нужно было сойтись, чтобы соединить нас?..

...Рене Мария Рильке по моему велению превратился в Райнера. Может быть, мне вспомнилось, как когда-то Хенрик Гийо /17/ превратил меня, маленькую «Лелю», в «Лу», а может, права Марина Цветаева, написавшая много лет спустя Райнеру: «Ваше имя хотело, чтобы Вы его выбрали!». Правда, хотела я, а он не возражал...

Рильке. 

Лу, ты – мой праздничный день... Никогда я не видел тебя иной кроме как той, на кого бы мог молиться... Я твой, как последняя на небе бледнеющая звездочка, принадлежная ночи, хотя ночь и не догадывается о ее блеске...

..В зависимости от того, сердишься Ты или улыбаешься, 
Я буду рабом или королем. 
Только Ты можешь делать из меня, что хочешь. 
Я буду часто, часто говорить Тебе об этом. 
И когда однажды я скажу Тебе об этом совсем просто, 
И ты меня поймешь, — наступит наше лето. 
И продлится до конца дней Твоего Рене… Райнера...*
* Прозаический перевод стихов. Т.К.

Лу Саломе.
Фрида фон Бюлов, Райнер Мария Рильке,
Август Эндель, Лу Андреас-Саломе,
Аким Волынский. Вольфсратхаузен. 1897.
*********************

Мы с ним покинули город, чтобы подыскать себе жилище поближе к горам, сменили наш домик в Вольфратсхаузене /18/
, в котором вместе с нами жила Фрида. Во втором доме, пристроенном прямо к склону горы, нам предоставили комнаты над коровником; ..непосредственно над крышей видна дорога, ведущая в горы; над домом развевается наш флаг из грубого полотна, на котором большими буквами написано «ЛуФрид», то есть Лу и Фрида. Его изготовил Август Эндель /19/, который вскоре подружился с Райнером; он же помог нам с помощью красивых одеял, подушек и разной утвари уютно устроиться в трех смежных комнатах. Ближе к осени ненадолго приехал мой муж, а с ним Лотта, наша собака; иногда к нам наведывался Якоб Вассерман, бывали и другие; еще в первый домик захаживал приехавший из Санкт-Петербурга Аким Волынский /20/, который давал мне уроки русского языка.

Рильке
..Стремлюсь раствориться в Тебе, 
Как молитва ребенка в радостном гуле утра. 
Стремлюсь забрать в мою ночь благословение 
Твоих рук на моих волосах и ладонях. 
Не хочу разговаривать с людьми, 
Чтобы не утратить эха Твоих слов.... *

Прозаический перевод стихов.

Лу Саломе. 
Мы познакомились на людях, потом предпочли уединенную жизнь втроем: я, Рильке и Андреас, где все у нас было общим. Интересно, что я была старше Рильке на пятнадцать лет, а Андреас на пятнадцать лет был старше меня. Райнер делил с нами наш скромный быт в Шмаргендорфе, недалеко от Берлина, у самого леса, откуда по лесной дороге за две минуты можно было дойти до Паульсборна, и когда мы шли босиком по лесу — этому научил нас мой муж, — косули доверчиво подходили к нам и тыкались носом в карманы пальто. В маленькой квартирке, где кухня была единственным — если не считать библиотеки моего мужа — помещением, приспособленным для жилья, Райнер нередко помогал готовить, особенно когда варилось его любимое блюдо — русская каша в горшке или борщ. Он отвык от изысканности в пище..; в синей русской рубахе с красным орнаментом он помогал колоть дрова и вытирать посуду, при этом мы без помех занимались нашими делами. А занимались мы многим; усерднее всего он, давно уже погрузившийся в мир русской литературы, изучал русский язык и русскую культуру, особенно после того, как мы всерьез задумали большое путешествие в Россию.

Какое-то время наши замыслы совпадали с планом моего мужа предпринять поездку в Закавказье и Персию, но из этого ничего не вышло. Причина была до банальности проста: нехватка средств. Заработки от частных уроков Андреаса по персидскому, турецкому и арабскому языкам едва ли могли покрыть издержки путешествия. Поэтому мне пришлось, засучив рукава, зарабатывать деньги писательством. Я написала цикл новелл «Дети человеческие», множество очерков, критических статей, эссе для популярных журналов. ...

Незадолго до Пасхи 1899 года мы втроем отправились в Петербург, к моим родным, а затем в Москву. В Чистый четверг мы приехали в Москву, и 28 апреля были приняты великим Львом Толстым. Пасхальную ночь праздновали в Кремле. Это было событие громадной силы.

Ewa Klos. Райнер Рильке. Рисунки
******************************

Рильке.
В Москве после короткой передышки в гостинице я сразу же, несмотря на усталость, отправился в город. И вот на что я набрел: в сумерках проступали очертания гигантского храма, в тумане по сторонам его возвышались две маленькие серебряные часовни, на ступенях же расположились паломники, ожидающие, когда откроются двери. Это необычайное зрелище потрясло меня до глубины души. Впервые в жизни мной овладело невыразимое чувство, похожее на «чувство родины», и я с особенной силой ощутил свою принадлежность к чему-то, Бог мой, к чему-то такому, что существует на свете....
Русские – это такие люди, которые в сумерках говорят то, что другие отрицают при свете. Я не понимаю смысла, но очень люблю звук их речи.

Лу Саломе.  Это первое путешествие в Россию было сколь коротким, столь и фрагментарным. Мы оба поняли, что к России нужно готовиться более основательно. Возвратившись в Германию, мы поехали к Фриде фон Бюлов, в ее летнюю резиденцию «Бобровая гора» под Майнингеном, и с головой закопались в русскую культуру. Язык, история культуры, литература — и все это дни напролет до полного изнеможения, будто бы нас ждал какой-то устрашающий экзамен. Плюс переводы — Лермонтов, Фофанов /21/, крестьянский поэт Спиридон Дрожжин, две пьесы Чехова, плюс совместный очерк о Лескове и его отношении к религии… Фрида не на шутку сердилась, когда мы, усталые, выползали вдвоем с Райнером к обеденному столу, ведь ни о каком общении не могло идти речи, на нас от усталости просто не было лиц.

Рильке. 
Закрой мне слух – тебя услышу я,
Затми мне зренье – всё равно замечу,
Без языка я буду звать тебя
И побреду без ног тебе навстречу.

Мне руки вырви – сердцем обниму…
И будет мозг мой биться, стоит лишь
Тебе унять моё сердцебиенье,
А если ты мой мозг испепелишь,
Всей кровью вознесу, продлив мгновенье.
"Часослов"
 (Пер. К. Азадовского)

Лу Саломе.   Только год спустя мы с Райнером объездили Россию и познакомились с ней более обстоятельно. 7 мая 1900 года мы выехали из Берлина уже только вдвоем с Райнером. Весь май мы прожили в Москве, а затем засобирались на поклон к великому русскому старцу — Толстому. Вот какими запомнил нас на перроне Курского вокзала тогда еще десятилетний Борис Пастернак:

Борис Пастернак. 
Перед самой отправкой к окну снаружи подходит кто-то в темной тирольской разлетайке. С ним высокая женщина. Она, вероятно, приходится ему матерью или старшей сестрой. Втроем с отцом они говорят о чем-то, во что все вместе посвящены с одинаковой теплотой, но женщина перекидывается с мамой отрывочными словами по-русски, незнакомец же говорит только по-немецки. Хотя я знаю этот язык в совершенстве, но таким его никогда не слыхал. Поэтому тут, на людном перроне, между двух звонков, этот иностранец кажется мне силуэтом среди тел, вымыслом в гуще невымышленности.

В пути, ближе к Туле, эта пара опять появляется у нас в купе. Говорят о том, что в Козловой Засеке курьерскому останавливаться нет разрешения, и они не уверены, скажет ли обер-кондуктор машинисту вовремя придержать у Толстых.
Потом они прощаются и уходят в свой вагон. Немного спустя поезд тормозит... К высадившимся подпархивает порожняя пара пристяжкой. Мгновенно волнующая.. тишина разъезда, ничего о нас не ведающего. Нам тут не стоять. Нам машут на прощанье платками. Еще видно, как их подсаживает ямщик. Вот, ... он привстал, чтобы поправить кушак и подобрать под себя длинные полы поддевки. Сейчас он тронет. В это время поезд неторопливо поворачивает, и, как прочитанная страница, полустанок скрывается из виду....

Рильке. 
Мы наняли экипаж и под неумолчный звон колокольчика домчались до края холма, где стояли бедные избы Ясной Поляны, согнанные в одну деревню... Группки из женщин и детей — лишь красные, солнечные пятна на монотонно сером фоне, крыши и стены подобны некоему роскошному моху, которым все проросло за многие столетия. Дальше спускается вниз едва различимая, текущая посреди пустырей улица, и ее серый шлейф вливается в зеленую, пенящуюся верхушками деревьев долину, слева от которой две круглые с зелеными куполами башенки обозначают вход в старый, одичавший парк, где затаился простой яснополянский дом. Возле этих ворот мы выходим и тихо, словно пилигримы, идем вверх по дороге между деревьев, и постепенно дом открывается нам своей белизной и своим истинным размером. Слуга уносит наши карточки...

Стеклянную дверь открывает старший сын, и вот мы стоим в передней напротив графа, напротив старца, к которому приходишь как сын, даже если и не желаешь пребывать под властью его отцовства. Кажется, будто он стал меньше, сгорбленнее, белее, и — словно бы независимо от этого старого тела — незнакомца ждут необыкновенно ясные глаза, и, не скрывая, испытуют и непроизвольно благословляют его каким-то невыразимым благословением…

Лу Саломе.  
По-настоящему узнать Толстого можно было только в деревне, не в городе, не в комнате, даже если она обставлена по-деревенски и отличается от других покоев графского дома, даже если хозяин непринужденно выходит к гостям в собственноручно заштопанной блузе, занят каким-нибудь рукодельем или за семейным столом ест щи да кашу, в то время как другим подают более изысканные блюда.
На сей раз, самое сильное впечатление у нас осталось от короткой прогулки втроем.

Рильке. 
Мы медленно идем по узкой, тенистой, уходящей вдаль аллее, ведя интереснейший разговор, и, как и в прошлый раз, встречаем у графа самое теплое участие. Он говорит по-русски, и, если ветер не уносит от меня некоторых слов, я понимаю абсолютно все. Его левая рука обхватывает ремень под шерстяной кофтой, правая покоится на основании палки, на которую он почти не опирается; время от времени он наклоняется и.. срывает цветы вместе с травой, пьет из горсти аромат, а потом за разговором даже не замечает, как, позабытые, они падают вниз ....

Лу Саломе.  
После вопроса Райнеру «Чем вы занимаетесь?» и его немного робкого ответа: «Лирикой», на него обрушилось темпераментное обличение всякой лирики. 
Но выслушать Толстого со всем вниманием нам, когда мы выходили со двора, помешала любопытная картина. Какой-то крестьянин, пришедший издалека, седой старец, приблизился к нам и, без устали сгибаясь в поклонах, почтительно приветствовал другого старца, Толстого. Он не просил милостыни, а только кланялся, как и многие другие, часто приходившие издалека сюда.... Пока Толстой, не обращая на него внимания, шел дальше, мы напряженно прислушивались к словам того и другого, но глаза наши были прикованы только к великому писателю; каждое движение, поворот головы, малейшая заминка в быстрой ходьбе «говорили»: перед нами Толстой. 
Все еще едва слышно звучали доносившиеся издалека почтительно-приветственные слова мужичка. Из их потока можно было разобрать только: «…что довелось тебя увидеть…» 

Должно быть, именно эта встреча дала повод Райнеру...всматриваться в каждого встречного мужичка, ожидая увидеть в нем сочетание простоты и глубокомыслия. Порой его ожидания оправдывались. 
Так однажды при осмотре Третьяковской картинной галереи с нами рядом оказалась группа крестьян. Перед большой картиной «Стадо на пастбище» один из них недовольно произнес: «Подумаешь, коровы! Мало мы их видели?» Другой лукаво возразил: «Они потому и нарисованы, чтобы ты их увидел… Ты любить их должен, вот почему они нарисованы, вишь ты. Любить должен, а тебе, вишь ты, нет до них дела». Вероятно, удивленный своим собственным объяснением, мужичок вопросительно посмотрел на стоящего рядом Райнера. Надо было видеть, как отреагировал Райнер. Он внимательно посмотрел на мужичка и ответил на своем плохом русском: «Тебе знать это».

Из Тулы мы отправились в святой город Киев, где провели ровно две недели в состоянии какой-то удивительной эйфории. Я навсегда запомнила Райнера в тот предзакатный час, когда мы стояли на одном из киевских холмов и любовались городом. Он стоял, и взгляд его плыл над Киевом. Сегодня я лучше знаю и чувствую, что он тогда видел, о чем думал, о чем мечтал в расцвете своей молодости… Его глаза блуждали долиной, которая лежала перед нами в красноватом тумане от садящегося солнца. Словно под охраной киевских высот, увенчанных золотом таинственно сияющих куполов, под небом в бледных звездах, лежала невыразимая грусть… 

Райнер был под таким впечатлением от этого удивительного города, что признался мне в том, что замыслил переселиться сюда навсегда, ибо этот город «близок к Богу»: «святой город, где Россия сотнями церковных колоколов рассказала о себе миру». Не менее сильное впечатление на нас произвели пещеры в Святой Лавре. Мы побывали там несколько раз — и с паломниками, и в одиночку.

Рильке. 
Сегодня часами путешествовали подземными ходами (не выше человека среднего роста и шириной в плечи) мимо келий, где в святом блаженстве одиноко жили святые и чародеи, сейчас в каждой келье стоит открытый серебряный гроб. И тот, кто жил здесь тысячу лет тому назад, лежит, обернутый в дорогую ткань — нетленный. Непрестанно наплывает из темноты толпа паломников со всех концов света. Это святейший монастырь всей Империи Русской. В наших руках горящие свечи. Мы прошли все эти подземелья раз вдвоем и раз с народом.

Лу Саломе. 
Возможно, здесь, в киевских пещерах, у Рильке зародилась мысль перевести на немецкий «Слово о полку Игореве». Что и было впоследствии исполнено с высочайшим мастерством.
Затем на пароходе «Могучий» мы поплыли до Канева и побывали на могиле Тараса Шевченко. Это было желание Райнера: русский перевод «Кобзаря» был прочитан им от корки до корки. Днепровские пейзажи обретали под его пером в переводе новый, могучий смысл:

Рильке. 
…Эти курганы, могилы минувших поколений, словно застывшие волны протянулись вдоль степи. ...Изредка поднимаются черные птицы над могилами.... Во всех направлениях — бесконечность.

Лу Саломе
Из Канева — до Кременчуга, оттуда через Полтаву и Харьков — в Воронеж, затем Саратов, Волга; Симбирск, Казань, Нижний Новгород… Наконец мы очутились .. на Волге. Мы плыли вверх по течению, с юга на север, и сошли на берег за Ярославлем. Здесь нам довелось пожить некоторое время в русской избе. Пересаживаясь с парохода на пароход, мы нашли ее в глубинке — новую, пахнущую смолой, с перекрытием из неошкуренных березовых бревен; молодая пара построила ее рядом с уже потемневшими, задымленными жилищами, а сама отправилась на заработки. Скамейка вдоль стен, самовар, широкий тюфяк, набитый специально для нас свежим сеном, — вот и вся обстановка. В пустом сарае рядом — еще охапка соломы в качестве постели, хотя крестьянка из соседней избы чистосердечно заверила, что и первый тюфяк достаточно широк для двоих… Мы несколько раз сходили на берег с пароходов, плывущих по Волге. Бывали в гостях у точно таких же крестьян и даже гостили у крестьянского поэта Дрожжина в его избе. 
Несколько книг можно было бы написать о том, что мы увидели в России. Нам казалось, мы провели здесь годы, хотя на самом деле это были дни, недели, едва ли месяц. Но все слилось в один час и в образе одной избы — и виделось нам каждый раз одно и то же: как мы ранним утром сидим на пороге, кипящий самовар стоит на полу, а мы весело наблюдаем за курами, которые с таким любопытством подходили к нам от соседних сараев, точно хотели лично предложить яйца к завтраку.

Рильке. 
Дни и ночи на Волге, этом спокойно катящемся море, много дней и много ночей. Широко-широкий поток, высокий, высокий лес — на одном берегу, на другой стороне — бескрайняя степь, в которой даже большие города стоят всего лишь, как избы и палатки. Здесь заново постигаешь размеры и масштабы. Узнаешь: земля — велика, вода — нечто великое, но прежде всего велико — небо. 
То, что я видел до сих пор, было лишь образом земли, реки и мира. Здесь же все это присутствует само по себе. У меня чувство, будто я созерцал само творенье. 
Как мало слов для всебытия, для вещей, данных в масштабе Бога-отца…

Лу Саломе.  
...Не могу объяснить почему, но в какую-то минуту нашего путешествия я стала тяготиться Райнером. Была ли тому виной поразительная новизна людей и явлений, открывающаяся нам абсолютно по-разному, или дало о себе знать отсутствие привычки постоянно быть вместе — не знаю. Но уже в «избе-стоянке» я пожелала перебраться в пустую каморку — одна, без Райнера, чем несказанно удивила хозяйку. Уже тогда Райнер расценил мой демарш как дурное предзнаменование для нашей любви. Я тогда записала в дневнике: «Заноза под ногтем и в нервах». Но заноза наверняка проникла еще глубже — в душу. Я тогда часто сидела, обхватив голову руками, пытаясь понять саму себя. Спасалась тем, что снова пыталась писать стихи.

26 июля мы с Рильке возвратились в Петербург. И уже на следующий день я уехала к брату в Финляндию, в нашу летнюю резиденцию в Ронгасе. Мне просто необходимо было побыть одной. Райнер, окруженный людьми и книгами, живет в гостинице «Централь» и чувствует себя покинутым. Он даже пишет мне, как он говорил, «отвратительное письмо», требуя выяснения отношений. Я, как могла, успокоила его в ответном письме.

Рильке. 
Я получил твое письмо, твое милое письмо, которое каждым своим словом оказывает на меня благотворное действие...Я тоскую по тебе, и мне было безмерно страшно жить все эти дни без вестей о тебе, дни после такого неожиданного и скорого прощания..
Пожалуйста, уже в это воскресенье будь здесь. Не поверишь, какими длинными могут быть дни в Петербурге... И все же, вопреки всему я знаю одно: мы увидим еще много прекрасного, когда ты вернешься. Вообще последние две недели все мои мысли кончаются этими словами: когда ты вернешься…

Лу Саломе
Я вернулась, но вернулась для того, чтобы уйти. Правда, понадобилось еще полгода, прежде чем решение созрело окончательно.
..И вдруг я поняла, что он никогда не излечится для жизни, ибо жизнь как таковая ему не нужна. Ему нужна жизнь как гигантское вместилище его гениального художественного опыта... Я же, живая и телесная, не помещалась в границы его кругозора, а быть «стражами одиночества друг друга».. не хотела. 
Скорее всего, мои желания к нему уснули, уснули надолго. Мой же интерес к нему переместился по ту сторону того, что объединяет мужчину и женщину и что никогда не возвращается обратно…

За окном идет дождь. Я способна на жестокость, лишь бы Р. ушел, ушел совсем. Он должен уйти.
… И мы расстались.

Рильке.
Не видя тебя, я блуждаю во мгле, 
Я, словно слепой, бреду по земле.
И дней сумасшедшая толкотня — 
Как занавес, скрывший тебя от меня...

..Ты льнула ко мне. То была не игра.
Так к глине льнет рука гончара, 
Наделенная силой великой Творца. 
Светлый образ витал надо мной без конца. 
Но устала рука, перестала держать, 
Я упал — и осколков уже не собрать.

Была ты мне ближе и больше, чем мать, 
Другом была — по-мужски настоящим, 
Женою — другой такой не сыскать, 
Но милым ребенком бывала ты чаще. 

Нежнее тебя я людей не встречал 
И тверже, когда меня жизни учила.
Ты небом была мне, началом начал.
Ушла ты, — и бездна меня поглотила.
Перевод с нем.С.Петрова




**********
Лу Андреас-Саломе, или Лу Саломе (нем. Lou Andreas-Salomé, урождённая Луиза Густавовна фон Саломе) (1861, Санкт-Петербург — 1937, Гёттинген) — русско–немецкая писательница, философ и психоаналитик. Состояла в любовно-дружеских отношениях с Фридрихом Ницше, Зигмундом Фрейдом, Райнером Мария Рильке. Впрочем, в списке ее друзей-возлюбленных невозможно поставить точку: писатели и философы Артур Шницлер, Герхардт Гауптман, Герман Эббингхаус, Гуго фон ГофманстальПауль Рёе, Франк Ведекинд, режиссер Макс Рейнхардт и так далее, и так далее. Об этой женщине написано много книг, - они стоят того, чтобы их прочитали, - да и она сама написала мемуары, которые представляют собой драгоценное свидетельство о ней самой, окружавших ее замечательных людях, о быте той ушедшей эпохи.

***
В составлении Приложения I 
использованы цитаты из писем Р.Рильке и Лу Саломе,
(по книге И.Талалаевского "Три фурии времен минувших")




ПРИЛОЖЕНИЕ II. 
ВОРПСВЕДЕ - ДЕРЕВНЯ ХУДОЖНИКОВ

Художники Ворпсведе. Стоят слева направо: Отто Модерзон, Фриц Макензен, Генрих Фогелер.
Сидят слева направо: Фриц Овербек, Герман Альмерс, Карл Виннен. 1895
****************************************

"Это странная земля. Стоя на песчаном взгорке Ворпсведе, видишь, как она расстилается вокруг... Она лежит, плоская, почти без единой складки, и дороги и русла далеко уводят за горизонт. Там начинается небо, неописуемо изменчивое и огромное. Оно отражается в каждом листике. Кажется, все предметы заняты им. Оно везде. И везде — море. Море, которого больше нет, которое тысячи лет назад вздымалось и падало здесь, дюной которого был нынешний песчаный взгорок Ворпсведе. .. Великий шум, которым преисполнены старые сосны на взгорке, кажется  шумом моря, и ветер — пространный, могучий ветер — приносит его запах. Море — история этой земли. Едва ли у нее есть другое прошлое..."

Р.Рильке. "Ворпсведе"

Ворпсведе (нем.Worpswede) — деревушка, находящаяся в 18 км. на северо-восток от Бремена. Она стала знаменита в конце XIX века, когда её облюбовали для себя художники и поэты. Её иногда сравнивают с известными всему миру Барбизоном (Франция) и Абрамцево (Россия, Подмосковье).
А началось всё совершенно случайно... С незапамятных времён, точнее с начала XIII века, приютилась на краю местных "Чёртовых" болот эта деревушка. Живописная речушка, трудолюбивые жители с обветренными лицами, тяжёлым трудом на торфяниках зарабатывающие себе на жизнь, ветряная мельница, церквушка на горе... Типичная северо-германская провинция. 

"...Весной, когда начинается изготовление торфа, жители встают с рассветом и, мокрые насквозь, в своей черной пропитанной илом одежде не отличаясь от болота, проводят весь день в торфяной яме, выгребают оттуда тяжелую, как свинец, болотную почву. Летом, когда они заняты сенокосом и жатвой, свежеизготовленный торф сохнет, а осенью они отвозят его на баржах и телегах в город. Часто уже в полночь пронзительное дребезжанье будильника гонит от них сон. На черной воде канала ждет груженая лодка, и они плывут, серьезные, навстречу утру и городу.."
Р.Рильке. "Ворпсведе"

Никто, может быть, так бы и не узнал о существовании Ворпсведе, если бы в 1884 г. Мими — дочь местного купца не пригласила к себе в гости студента-художника Фрица Макензена .... И отныне неизвестная доселе деревушка Ворпсведе становится творческим центром, местом притяжения многих и многих ставших впоследствии очень знаменитыми художников.

Остатки болот
******************

Изумрудная зелень лугов, причудливые сосны и старые ивы, тишина и простор равнин, полная тайн темнота болот, которые постепенно затягиваются, как затягивается рана, — всё это пленило Макензена. 
Он влюбился в эту строгую, суровую красоту. Потрясённый и вдохновлённый, Макензен не просто возвращается в Ворпсведе, но и привозит своих друзей-художников Ганса ам Энде, Отто Модерзона и Фрица Овербека. Уникальные ландшафты становятся лейтмотивом их творчества. За уединением и вдохновением в Ворпсведе потянулись и другие художники, а за ними — поэты и писатели. Так в 1889г. была основана Ворпсведская колония художников...

Каждое имя здесь — это целая история! В 1902г. Райнер Мария Рильке очень красочно и лирично описал в своей монографии и Ворпсведе, и художников, населявших его. 
Все они были юны, талантливы, полны надежд, искали себя, свой путь в искусстве.... Судьба каждого из них была различна, но, как и у большинства, живущего в то бурное время, она была очень непростой.
Генрих Фогелер. Близкий друг Райнера Рильке. Ему писатель посвятил отдельную главу своей монографии.
Фогелер был очень успешен в творчестве: его вещи высоко ценились и отлично продавались. В Ворпсведе молодой художник встречает Марту Шредер, которая становится его невестой, любимой моделью и музой.
В 1901г. в "колонии художников" состоялось две свадьбы: Генриха Фогелера&Марты Шредер, а также Райнера Рильке&Клары Вестхоф. К сожалению, ни один из этих браков удачным не стал, но об этом никто из молодоженов, конечно же, не догадывался. 
Рильке и Фогелер были очень дружны и оказывали друг на друга огромное влияние. Именно Рильке заронил в своем друге интерес к России. Судьба Фогелера трагична, и именно в ней, как в зеркале, отразилась современная ему эпоха.
ОТСТУПЛЕНИЕ. ГЕНРИХ ФОГЕЛЕР.

Генрих Фогелер. 1872-1942
*************
Генрих Фогелер (нем. Heinrich Vogeler; 1872, Бремен, Германия, — 1942, Корнеевка, Казахская ССР, СССР) — немецкий художник и философ, представитель немецкого югендстиля (модерна). Близкий друг Р.Рильке.

Он родился в 1872 году в Бремене в семье состоятельного предпринимателя. В 18 лет поступил в Художественную академию Дюссельдорфа. Путешествовал по Голландии, Италии. После смерти отца приобрел старый дом в местечке Ворпсведе, который превратил в свою художественную студию "Баркенхоф".
Здесь же, в Ворпсведе, художник встречает Марту Шредер, которая становится его женой, любимой моделью и музой.
Фогелер выполняет большие заказы, путешествует, основывает мебельную мастерскую, занимается еще и архитектурой. Со временем его затягивают социальные проблемы, он начинает считать, что югендстиль, как художественное направление исчерпал себя. Жена не разделяет этих взглядов, и по этой причине (формальной !) брак их распадается. 
Пытаясь забыться, художник много путешествует по миру и увлекается идеями социализма, мечтает создать в Ворпсведе рабочую коммуну, но всё прерывает Первая мировая война, в которой он принимает участие. 
Под впечатлением ужасов войны он в январе 1918 года пишет письмо кайзеру. Его немедленно помещают в психиатрическую лечебницу и увольняют с военной службы.

Картины Г.Фогелера, посвященные Марте Шредер-Фогелер
******************************

В начале 20-х годов он знакомится со своей второй женой Софьей Мархлевской, дочерью соратника Ленина, ректора Коммунистического университета нацменьшинств Юлиана Мархлевского. Он едет с ней в Москву, работает в этом университете, живёт в Кремле, у него рождается сын. Но не забывает и Ворпсведе: поручает открыть в своём доме детский приют. 
В 1931г. Фогелер окончательно переселяется в Москвуработает в новых стилях - ар-деко (фр.art déco, досл.«декоративное искусство») и социалистическом реализме, рисует антифашистские плакаты, много ездит по стране, создавая многочисленные путевые зарисовки и картины. 
Семья Фогелеров живет в знаменитом Доме на Набережной. В начале войны художник активно участвует в антивоенной пропаганде, в листовках призывая немцев перейти на сторону Советской Армии. Успевает лично проводить на фронт своего единственного семнадцатилетнего сына Яна (впоследствии советского философа и профессора МГУ). Но уже в сентябре 1941г. Генриха Фогелера как немца депортируют из Москвы в Казахстан, где он умирает в 1942 году в возрасте 70 лет.

********

Генрих Фогелер. "Баркенхоф"
******************************

Это дом Генриха Фогелера "Баркенхоф" в Ворпсведе - очень светлая, радующая глаз усадьба, окруженная прекрасным парком. 
Трудно поверить, что когда-то это был простой крестьянский дом. В 1895 г. Генрих Фогелер купил его, и за несколько лет было создано это белоснежное здание в стиле модерн. Он продумал в нем все - от мебели до столовых приборов. Здесь Фогелер пытался воплотить свою мечту о счастье: творить и жить в гармонии с природой. "Баркенхоф" был центром жизни колонии художников.
Картина Фогелера "Летний вечер в Баркенхоф", на которой он запечатлел, конечно же, свою жену, а также Рильке с Кларой Вестхоф, как нельзя лучше передаёт атмосферу того чудесного времени на рубеже веков, когда все были молоды, влюблены и полны надежд на счастье. 
Г.Фогелер. "Летний вечер в "Баркенхоф".1905
***********************

Дальнейшая судьба усадьбы "Баркенхоф", как ни странно, похожа на историю сотен русских дворянских усадеб. После Первой мировой войны тут находились по очереди школа, коммуна, детский приют... Потом ещё долго она стояла заколоченной, приходя в упадок. Только в 1971г. община Ворпсведе выкупила здание, которое было отреставрировано в 2004г. Сегодня здесь и архив, и музей, и художественные мастерские.
Усадьба "Баркенхоф" Г.Фогелера. Современное фото.
*****************************
Сейчас Ворпсведе — это музей под открытым небом. И, хотя "Колонии художников" больше официально не существует, деревня притягивает к себе творцов всех жанров: живописцев, скульпторов, дизайнеров одежды, мебельных мастеров, ювелиров, резчиков по камню....
В составлении материала Приложения II в основном 
использована статья "Ворпсведе - колония художников" (сайт "Турбина.ру")



ПРИМЕЧАНИЯ.

Титульный портрет Р.М.Рильке художника Хельмута Вестхофа (нем. Helmut Westhoff), брата жены. 1901г.

1. Имя, данное Рильке родителями при рождении, - Рене. Райнером он стал по совету (и настоянию) Лу Саломе, поскольку она считала это имя более мужественным.

2. Пиаристы (Орден бедных регулярных клириков благочестивых школ во имя Божией Матери) — католический монашеский орден, занимающийся обучением и воспитанием детей и молодёжи. Учрежден в 1602г. в Риме.
Цель ордена — христианское воспитание детей и молодёжи в школах и общежитиях. Одеяние пиаристов — чёрная монашеская ряса с чёрным же поясом.
В марте 1901г., вскоре после возвращения из второй поездки по России, Рильке официально выйдет из католичества (на груди он будет носить серебряный православный крестик, который ему подарили в России и который он никогда не снимет).

3. Первый ребенок четы Рильке, старшая сестра Рене, родилась в 1874г. и умерла через неделю после рождения. У Рене был еще младший брат.

4. Рене - от латинского Renatus - "рожденный заново".

5. Как тут ни вспомнить аналогичный пример из не столь давнего прошлого со знаменитым французским актером Жаном Маре! 
Первые пару лет он тоже был для матери не столько ребенком, сколько живой куклой. Причем куклой-девочкой. Мать наряжала Жана в платьица, румянила ему щеки и называла именем умершей дочки — Мадлен. Жаном мальчик стал после того, как чуть не умер от воспаления легких. Мари Алина, его мать, так испугалась, что сразу же прекратила свои игры.

6. Дядя Р.М.Рильке - волевой и властный Ярослав Рильке, владелец адвокатской конторы, еще в 1873 году получивший от кайзера  Австрии Франца Иосифа дворянский потомственный титул «Рильке, рыцарь фон Рюликен» с правом на герб, которым впоследствии воспользуется и сам Райнер Мария, попросив в Завещании
1925 года выбить его на могильном камне: на сдвоенном, черно-серебряном фоне две прыгнувшие навстречу друг другу борзые. Внезапное и активное покровительство состоятельного дяди объясняется еще и тем, что Ярослав Рильке недавно лишился второго и последнего своего сына, так что реальным наследником своих дел стал видеть своего племянника Рене

7. Не могу не привести еще один замечательный перевод этого стихотворения, принадлежащий Борису Марковскому.


"Я в старом доме; тишина.
Всю целиком, как на ладони,
Я вижу Прагу в медальоне
Распахнутого вдаль окна.

Закат давно уже погас,
Лишь вдалеке, мерцая скупо,
Вздымает свой волшебный купол
загадочный Sankt Nikolas.

Звезда над городом горит,
Как будто свет зажегся в храме,
Как будто в старом доме "Amen"
Мне тихий голос говорит."



8. Якоб Вассерман - немецкий писатель и новеллист (1873-1934)

9. 
"...Прошло два с половиной года, или около того. Что я знала о Райнере? Почти ничего. До меня доходили обрывки слухов о его поездке в Ворпсведе, — художественную колонию между Бременом и Гамбургом, — о его женитьбе на молодой красивой художнице Кларе Вестхоф, о рождении дочки, которую он, конечно же, назвал Руфь — по имени героини моей одноименной повести.."
Из письма Лу Саломе.
Эту книгу Лу Саломе Рильке особенно любил.

10. Баладина (наст, имя — Элизабет Доротея) Клоссовская или Клоссовска ( урожд. Спиро; 1881-1969) — художница, приятельница Рильке. Родилась в Бреслау в семье кантора еврейской  общины. Жена польского художника и историка искусств Эриха  Клоссовского. 

11.Вот портрет Рильке той поры, данный одной и той же женщиной, Катариной Киппенберг, женой его главного издателя. Впервые она увидела поэта после спектакля в театре под открытым небом в парке, он шел меж людей по аллее, она тогда понятия не имела, кто это, просто ее взгляд был внезапно удержан, испытав нечто вроде изумленного страха от какого-то неизвестного ей типа касания. 

«Это было лицо, какого я еще никогда не видела. Столь нагруженное значением, столь переполненное чувством, столь отмеченное призванием, а поверх всего этого исполненное такой кротости и
тишины, что останавливалось дыхание. Глаз я не видела, они были опущены, лоб же был слегка наклонен..Самым удивительным в этой голове был лоб: он слегка светился, что-то парило возле него, похожее на маленьких серьезных ангелов, что летают вокруг задумчивых голов мадонн на старых полотнах религиозной живописи. Это было лицо того, кто своим духом целомудренно принял великое послание, следовать которому у него еще нет сил». 

Фрау Киппенберг принадлежит и еще одно из наиболее объективных описаний внешности взрослого поэта.

«В 1910 году я увидела его снова, это было, когда он впервые посетил наш дом. Он выглядел иначе. Дыхание, окружавшее лоб наподобие венка из роз, исчезло, лоб стал прозрачнее и свободнее, черты являли себя отчетливее. Рильке был невысок, очень тонок в кости, узкая голова была устремлена ввысь. Темно-коричневые волнистые волосы приподнимались над головой. Глаза его я увидела впервые и была изумлена, что они не вполне ощущались центром лица. Были они большими, светло-голубыми,...и казалось, что они служат завесой, укрывающей нечто потаенное, сокровенное.
Рот окружали вертикально ниспадающие светлые волосы, что шутливо звались китайской бородкой. Нос был тонок, и в его крыльях ощущалась та утонченность чутья, что свойственна благородным охотничьим собакам.
Очень скоро я обратила внимание на то, сколь стремительно изменчиво было это лицо... Словно ты видел самые разные лица. Черты менялись волнами, лицо легко краснело и бледнело, но тогда и глаза тоже менялись, то обрамлялись тенями, то вспыхивали теплыми лучами, так что взгляд словно бы шел из сердца. У него была очень мягкая манера двигаться.. Наконец я впервые услышала его голос....У этого голоса была сумеречно-бархатистая коричневатость левкои, местами переходящая в фиолет. ...Говорил он спокойно и довольно тихо, однако речь эта побуждала тотчас прислушаться, притягивая и вовлекая в себя, и было это так, словно вокруг него образовывалось пространство, в которое чуждое ему войти просто не могло. Однако определяющим все же была полнота того невидимого и того невыраженного, что его окружало..»

12. Райнер Рильке похоронен в Рароне (франц: Rarogne) в швейцарском кантоне Вале (Valais).
Он сам сочинил эпитафию на свою могилу: 
«Rose, oh reiner Widerspruch, Lust, 
Niemandes Schlaf zu sein unter soviel Lidern.»
Я перевела ее так:
"О роза, чистый парадокс и радость,
Ничейный сон под сенью стольких век!"
Пусть понимает ее каждый так, как сможет.

13.Вот оригинальный текст (нем.) Ссылка.
     Вот перевод Николая Болдырева. Ссылка.
В основе перевода на этой странице - текст Н.Болдырева, частично переработанный мною для максимального приближения к оригиналу.

14.Баронесса Фрида фон Бюлов - приятельница Лу Саломе, известная исследовательница Африки.

15.Имеется в виду опубликованное годом ранее эссе Лу Саломе "Иисус - еврей".

16."Видения Иисуса" - стихи Рильке, так впоследствии никогда и не напечатанные .

17.Первая любовь 17-летней девочки, голландский пастор Гийо, читавший лекции в Петербурге, сокращает «Луизу» до «Лу» — имени, которому суждено прославиться. 

18.Вольфратсхаузен (нем. Wolfratshausen) — город в Германии, в земле Бавария. Рядом находится известный немецкий курорт Бад Тёльц.

Фотоателье "Эльвира"

19.Август Эндель (нем. August Endell, 1871г.-1925г.) — немецкий архитектор стиля модерн (нем. "югендстиль"). Известность к А.Энделю пришла в первую очередь как к создателю богато украшенного цветным стеклом фасада фотоателье "Эльвира" в Мюнхене (1896—1897). Впрочем, в 1937 году «югендстильный» фасад здания работы Энделя был национал-социалистами разбит, а само здание в 1944 было разрушено бомбардировкой. Эндель является также архитектором великолепных зданий и сооружений стиля модерн в Мюнхене, Берлине (в основном), в Бреслау.

20.Аким Волынский (лит.псевдоним, наст. Хаим Лейбович Флексер; 1861— 1926) — литературный критик и искусствовед ; балетовед. Муж русской балерины Ольги Спесивцевой.

21.Фофанов Константин Михайлович (1862 — 1911) — русский поэт Серебряного века.  

Б.Клоссовска. Рильке. Карандашный набросок.1926
************************************


ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Rainer Maria Rilke. Wikipedia.de. Ссылка
2. Rainer Maria Rilke. Wikipedia.eng. Ссылка
3. Райнер Мария Рильке. Письма из МюзоСсылка
4. Rainer Maria Rilke. Biography.eng. Ссылка
5. Райнер Мария Рильке. "Ворпсведе". МонографияСсылка
6. Лу Саломе. ВикипедияСсылка
7. Лу Саломе. "Мой Ницше, мой Фрейд"Ссылка
8. Лу Андреас-Саломе. "Прожитое и пережитое". Фрагменты книги. Ссылка.
9. Статья "Лу Андреас-Саломе – подруга гениев". Ссылка.
10. Лариса Гармаш."Лу Саломе"Ссылка
11. Елена Кутузова. Статья "Рильке и Россия»|"Rilke et la Russie".Neue Zeiten. №10 (172), октябрь 2015. Ссылка
12.Игорь Ларин. "Орфический круг Райнера Марии Рильке"Ссылка
13.Талалаевский Игорь"Три фурии времен минувших (Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская и Лиля Брик). Хроники страсти и бунта"Ссылка
14."Ворпсведе-деревня художников"Ссылка
15.Генрих Фогелер. ВикипедияСсылка
16.Генрих Фогелер. Heinrich Vogeler. ЛестницаСсылка
17.Екатерина Зотова. "Пастернак - Цветаева - Рильке. Переписка". Ссылка.
18.К.М.Азадовский. Рильке и Россия. Статьи и публикацииСсылка
19.Николай Болдырев. "Последний мистагог. Внутренний путь Рильке"Ссылка


* * * * * *
 С глубочайшим уважением к памяти 
Поэта написана эта статья.     

* * * * * *

....Die Zeilen, die so zart zu klingen pflegen,
Wie rührend sie Gefühle übergeben...
Und mag's den Dichter nicht mehr geben,—
Gedichte, die er einst schuf, weiter leben....





ЧИТАТЬ:


ПОБЕДИТЕЛЬ ДРАКОНА
ИСТОРИИ О ГОСПОДЕ БОГЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ  и др.

************************


КОПИРОВАНИЕ / ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ ТЕКСТА ВОЗМОЖНО ТОЛЬКО СО ССЫЛКОЙ НА HTTP://VBADEN.BLOGSPOT.COM.

Комментариев нет:

Отправить комментарий