АВГУСТ ВИЛЬГЕЛЬМ ГРУБЕ. ЦАРСКИЙ ГОРОД ПЕТЕРБУРГ


Данный текст представляет собой фрагмент
путевых записок немецкого писателя 
сделанных во время его путешествий

по России в 1850-1880 гг.
Перевод мой — Т.К.
********************

 СОДЕРЖАНИЕ

— На пути к Петербургу
— Царский город Петербург. Вступление
— Особенности строительства в Петербурге
— Своеобразие петербургских домов
— Население города
— Невский проспект
— Английская набережная
— Александровский сад
— Летний сад и его обитатели
— Марсово поле
— Джигитовка
— Петербургская зима
— Русские печи
— Невская вода
— Наводнения в Петербурге
— Портомойни
— Рыбные садки
— В Петербургском Гостином Дворе


НА ПУТИ К ПЕТЕРБУРГУ 

Минуя городок Эйдткунен /1/ в Восточной Пруссии, поезд пересекает границу и въезжает в другую область, почти азиатскую. Вирбален /2/ — таможенная станция по ту сторону черно-белых пограничных столбов.

Кусочек Литвы, по которому мы проезжаем, после третьего раздела Польши более десяти лет принадлежал Пруссии. Теперь эта область приобрела некоторую, правда, весьма шаткую, самостоятельность.

В ландшафте видны старолитовские приметы: маленькие отдаленные хутора с большой территорией, огороженной плетеными изгородями; соломенные крыши построек, двери которых находятся на более теплой южной стороне; церквей мало. Каждый хутор состоит из двух частей: участка при доме и хозяйственного двора. Между ними живая изгородь. Центр придомового участка занят фруктовым садом. 

А на краю его стоят жилой дом с горницей, спальней и прихожей с чуланом, а также конюшня. На хозяйственном дворе находятся сараи с сушильней для сена, амбары, где хранится хозяйственный инвентарь и зерно, коптильня с загоном для мелкого рогатого скота, баня. 

Хутора окружены еловыми, сосновыми, кленовыми или березовыми рощами. Неман — это Рейн литовцев: на холмах вдоль его берегов находятся старые языческие святилища и руины крепостей.

*****

В Ковно /3/ на вокзале кипит жизнь: повозки и тройки, слуги, носильщики и непременно спорящие из-за чего-то евреи, — все сливается в один немолчный гомон, все теснится друг к другу. Постоялые дворы Ковно в еврейских руках; потому что еврей понимает все языки — больше половины местного населения еврейского происхождения. Ландшафт, в отличие от недавней сельской равнинной местности, другой: здесь множество церковных шпилей. Есть школы и фабрики, а также крупные торговые дома. 

На рынке Ковно тут и там можно увидеть попов, крестьян в меховых шапках, крестьянок в пестрых платках, элегантных городских дам. Здесь продается все, что душа пожелает: твердый творог в мешках, куры со связанными ногами, масло, хлеб, яйца, декоративные метелки для украшения помещений, медовуха на дрожжах. Надо сказать, что жизнь и суета местного люда не производят на путешественника того разумного впечатления, что остается у него от посещения западноевропейских городов. 

*****

Далее наш путь лежит в Вильно /4/, где также более половины жителей — евреи, а остальное население — в основном поляки-католики, немного православных русских, лютеран или реформатов-прибалтов, а также немцев. Евреи и поляки формируют современный облик этого старого литовского королевского града. Наряду с красивыми столичными торговыми и дворцовыми улочками, богатыми виллами на берегу судоходной Вильни, здесь есть по-восточному тесные и грязные кварталы, и повсюду полно нищих. 

На месте старого литовского святилища бога-громовержца Перкуноса над крышами домов этого города на холмах возвышается величественный собор Святого Станислава XIV-ого века. Но самой посещаемой церковью является, конечно же, церковь Остра-Брама с ее чудотворным образом Девы Марии на воротах. Перед ним всегда полно молящихся. Каждый верующий не преминет снять перед этой чудесной иконой Богородицы свой головной убор /5/.

Церковь Остра-Брама с иконой Девы Марии
*****************************

Далее путь лежит на север, в Дюнабург /6/. Через регулярно застроенный город протекает судоходная Дюна /7/. Население города преимущественно немцы. Город живет торговлей льном и зерном. Наш поезд мчится сквозь бескрайние леса с непроходимыми болотами. Местность негостеприимна и пустынна, везде завалы мертвых деревьев, иногда на полянах виднеются одинокие хижины лесорубов. Локомотив, выпуская клубы пара, упорно тянет наш состав в сторону Петербурга, кое-где на пути попадаются сеносушилки или несколько ульев....

*****

ЦАРСКИЙ ГОРОД ПЕТЕРБУРГ

Если наши европейские города, возникшие в раннем средневековье, с их узкими улочками и кривыми домами самой причудливой формы часто похожи на застывшие каменные джунгли, в застройке которых царила либо случайность, либо военная необходимость, то Петербург — дитя новейшего времени, — все в нем устроено удобно и разумно. Улицы здесь широкие, площади — правильной формы, дворы большие, а дома просторные.

У нас строительные площадки рассчитываются и измеряются дюймовыми линейками, потому что всегда приходится думать об экономии места. Восемьдесят верст /8/, которые Петр Великий в 1703 году определил как территорию для будущего города, позволили строителям работать с размахом. И если в Вене и Дрездене даже королевские дворцы настолько тесно сливаются с другими городскими постройками, что их едва ли можно признать самостоятельным целым, то каждый дом в Петербурге со своим участком земли занимает достаточно пространства, чтобы в нем можно было устроиться по своему, даже весьма прихотливому, вкусу.

Но именно потому, что индивидуальное выступает здесь на передний план, а целое теряется в индивидуальности, Петербург — это очень живописный город. Все
 так воздушно и светло, на улицах отсутствуют густые тени, все так удобно, так разумно, так ново, — в общем, так красиво, что трудно вычленить в Петербурге какое-то определенное настроение, которое легко найти в наших городах, таких богатых контрастами, воспоминаниями о долгих, трудно и ярко прожитых годах и столетиях. Кроме того, земля этого северного города настолько плоская, что ни одна часть не возвышается здесь над другой. Ничто не выпячивается, ничто не доминирует — нет, все теряется, исчезает друг в друге, и глаз не находит четких ориентиров в этом широком море городских кварталов и дворцов.

Эта особенность Петербурга особенно заметна зимой, когда всё: земля, крыши, рукава Невы — покрыты снегом, и всюду царит один и тот же цвет — однородная снежная белизна. Белые стены домов неотличимы от земли и, кажется, едва ли прочно связаны с ней; заснеженные крыши сливаются с сероватыми небесами, — мы идем по туманному, сумеречному городу, в котором исчезают все линии, отсутствуют все углы, как будто дома не обладают достаточной прочностью, а стены их зыбки и воздушны.

Тем более восхитительно преображение Петербурга весной, когда небо проясняется и солнце убирает со зданий и реки бледный зимний саван. Город как будто вновь обретает свое истинное бытие, как если бы заново был построен за несколько дней. Дома уверенно и прочно стоят на темной земле; яркие, грубо-варварские цвета зеленых крыш и голубых церковных куполов, усеянных золотыми звездами, позолоченные шпили башен, освобожденные из ледяного плена, радуют теперь жадный до красок глаз, а речные каналы, протоки, ручьи, сбросившие свои снежные шубы, в тысячах хрустальных зеркал отражают облик прекрасных дворцов.

Исаакиевский собор с Сенатской площадью.
На переднем плане наплавной Исаакиевский мост /9/.
Раскрашенная литография. 1830-e гг.
********************



Едва ли найдется у нас в Европе хоть один город, который был бы так сплошь застроен дворцами и величественными строениями, как Петербург. Великолепные здания Английской набережной, площадь Петра со зданием Синода и роскошный Исаакиевский собор с его гигантским куполом и конной статуей Петра Великого на переднем плане. Рядом старое Адмиралтейство с видным издалека золоченым шпилем, а за ним Зимний дворец с Эрмитажем (в котором теперь находится и картинная галерея), Императорский придворный театр, ряд великокняжеских дворцов, Мраморный дворец, огромное Марсово поле со статуей Суворова на набережной, императорский Летний сад с мраморной часовней, богато украшенной позолотой, далее Таврический дворец… 
Это чудесный симбиоз великолепных строений и громадных объемов. 

В Петербурге много зданий, в которых проживает по нескольку тысяч человек. Так, в Зимнем дворце — 6.000, в госпитале сухопутных войск — 4.000 (т.е. имеются в виду койки по числу больных), в Воспитательном доме — 7.000 детей, в большом Кадетском корпусе — несколько тысяч молодых людей. Даже среди гражданских домов есть много таких, которые по количеству жильцов и своим размерам мало уступают даже венскому Хофбургу.

Большинство домов в Петербурге двухэтажные, и лишь в самых удаленных частях города вы найдете трех— и четырехэтажные дома. Большое количество домов из дерева, ибо все русские предпочитают низкие деревянные дома, которые имеют много преимуществ, — прежде всего, они очень теплые. Но правительство все чаще пытается препятствовать постройке деревянных домов, а в некоторых районах города они вообще запрещены.

В Петербурге строить дороже, чем в любом другом городе империи. Во-первых, здесь дороже продукты питания, а значит, и дневной заработок рабочих выше, чем в других местах; а во-вторых, из-за особенностей местной почвы. Перед тем, как построить что-то, необходимо вбить в землю крепкий строительный каркас. Все большие здания города имеют основанием прочные подземные решетки из длинных стволов деревьев. Насколько илиста местная почва, хорошо видно на местных кладбищах, где свежевырытые могилы быстро заполняются грунтовыми водами.

Строительным материалом для деревянных домов служат стволы ели, уложенные один на другой обычным скандинавским способом, для каменных — обожжённый кирпич и финский гранит. Стены, сложенные из кирпича, обычно очень толстые, и если в нашей Германии поражаешься дерзости высоких зданий с весьма тонкими стенами, то здесь можно удивиться почти двухметровой толщине стен зданий невысоких. Все строится с невероятной скоростью. Отчасти это связано с краткостью сезона, благоприятного для строительства, а отчасти с нетерпением россиян побыстрее довести начатое до конца. И, конечно, есть дома, которые страдают болезнями старости в самом раннем возрасте. Самый яркий тому пример — Зимний дворец. За год на него было потрачено не менее двадцати миллионов рублей! Строительство Зимнего продолжалось даже зимой, здание постоянно обогревалось, чтобы строительные материалы не замерзали, а стены быстро сохли. С большинством петербургских жилых домов ситуация аналогичная. Все строится так же быстро, как на театральной сцене возводятся декорации.

Худ. Г.Гагарин. Александрийская колонна в лесах. 1832-1833
***************************

Учитывая легкость, с которой русские решаются на перемены, не стоит удивляться, что в Петербурге постоянно что-то строится и перестраивается. Дом почти никогда не достраивается полностью, в его постройке постоянно что-то меняется то тут, то там. Одно-единственное празднество, бал, банкет часто вносят немалые изменения в интерьер дома. Если хозяин считает, что какая-то комната слишком мала для гостей, он пробивает в стене проем, вставляет в него дверь и таким образом добавляет на праздничный вечер соседнюю комнату. Для украшения помещения и размещения музыкантов возводятся колонны и парапеты, из гостиных делают зимние сады с беседками и сервировочными буфетами, помещения на праздничный вечер оклеиваются обоями и застилаются коврами. Да что там: часто, чтобы получить больше места, вдоль стен надстраивают временные антресоли — красиво украшенный деревянный полуэтаж. Его используют как дополнительное помещение для гостей или место, где размещаются музыканты… 

Подъезды к домам удобные и широкие. Большинство домов знатных людей имеет передние дворы для заезда и выезда карет, как у нас при театрах или королевских дворцах. Внутри тоже значительно просторнее, чем в любом из наших домов. Вестибюли большие, а широкие лестницы закручены спиралью по обе стороны от основного входа. Танцевальные, обеденные и общие залы высокие и широкие. Во многих домах есть несколько комнат, предназначенных для зимнего сада. Но самые большие зимние сады находятся, конечно же, в императорских дворцах.

Своеобразие петербургских домов составляют также их большие окна. Петербуржцы считают, что оконные переплеты мешают обзору, поэтому оконный проем, как правило, застекляется большим зеркальным стеклом целиком. В гостиных обычно бывает только одно окно такого рода. Оно заменяет обычный в нашей стране эркер, и дамы нарочно ставят свои рабочие столики и диваны напротив окна, за которым мелькают все картины шумной уличной жизни. Дома зажиточных горожан сплошь украшены такими зеркальными окнами.

Из-за болотистой почвы мостовые в Петербурге тоже очень дороги; ведь они требуют постоянного ремонта. Русские к тому же плохо умеют мостить дороги, поэтому из ганзейских городов были приглашены немцы — укладчики мостовых. Но наряду с очень плохими есть и отличные мостовые, великолепные дороги на деревянных сваях. Кареты катятся по ним так же плавно и бесшумно, как катаются бильярдные шары слоновой кости по зеленому сукну стола. Эти дороги, узкими полосами пересекающие Невский проспект и несколько других широких улиц, проложены на шестиугольных деревянных блоках-основаниях, составленных вместе, как пчелиные соты. Поскольку древесина при непрерывной езде и сырой земле быстро изнашивается, такие дороги чрезвычайно дороги. Кстати, в Петербурге хорошему асфальту уделяется меньше внимания, чем у нас, в Германии, поскольку шесть месяцев в году все равно, какое покрытие положено на дорогах, — природа сама мостит их снегом и льдом.

Население города весьма пестрое и разнообразное. Сухопутные связи Петербурга более обширны, чем у любого другого города мира, и столица Российской империи связана со столькими народами мира, что найти тех, кого здесь нет, так же трудно, как и перечислить всех тех, кто есть.

Многочисленны были племена, жившие здесь искони, но еще более многочисленны народы, которые ныне считают Петербург своей столицей! Достаточно посмотреть на военных. Существует отдельные воинские подразделения кавказцев, татар, финнов, казаков и пр. Вот казак объезжает своего коня. Он скачет по площади с копьем наперевес, точно преследуя врага. Черкес в своей богатой национальной одежде, вооруженный до зубов и покрытый с ног до головы броней, выполняет боевые упражнения на площади. А вот русские солдаты длинными колоннами маршируют по улицам города. В столице империи должно присутствовать все разнообразное снаряжение и обмундирование русской армии: гвардейские полки, гусары, егеря, уланы, драгуны, кирасиры и гренадеры, саперы, инженеры — пешие и конные… Военные сменяют караул, занимают казармы, спешат на смотр войск.

Что же касается купечества и мещан, то нет здесь недостатка в выходцах из Европы и Азии. Испанцы и итальянцы, жители зеленых британских островов, норманны из далекой Туле /10/, бухарцы и персы в своих шелковых развевающихся одеждах, даже индийцы из Тапробаны /11/. Тут и там мелькает коса китайца, белозубая улыбка араба. Вот тавр из Крыма, или Таврии, помня о своих степях и своем Аллахе, уверенно шагает в толчее большого города. А что говорить о рабочих! Немецкие крестьяне прогуливаются среди толпы шумных бородатых русских, стройные поляки шагают рядом с коренастыми финнами и эстонцами, латыши с евреями, американские матросы, камчадалы и черемисы; мусульмане, язычники и христиане; белые европеоиды, черные мавры, желтые монголы….

Невский проспект. Фото нач.1900-х гг.
********************

Но определенно самая оживленная и причудливая уличная жизнь Санкт-Петербурга шумит на великолепном Невском проспекте. Эта роскошная магистраль шириной 35 метров и протяженностью 5 километров тянется до Адмиралтейства от Александро-Невской Лавры, в которой покоятся мощи князя Александра Невского, так как православные русские при Петре Великом не захотели переезжать в город без своего святого. Невский проспект пересекает все кольцевые дороги города, кварталы бедных предместий, а также районы богатства и роскоши в центре.

Поэтому вид у него свой собственный, и путешествие по всему его протяжению, пожалуй, самое увлекательное, какое только можно совершить на петербургской земле. На одном его краю монастырь и погост: смерть и одиночество. Потом идут низенькие деревянные домики, скотные рынки и кабаки, заполненные поющими русскими мужиками: деревенская жизнь и пригородная суета. Далее кое-где двухэтажные, каменные постройки, более чистые постоялые дворы, склады и лавки, каких напрасно искать в русской провинции; рынки и склады с большим количеством старой мебели, одежды и вещей, которые изнашивает центр города и скидывает на продажу сюда, в пригород. Дома выкрашены на старорусский манер в желтый и красный цвета, а люди ходят здесь с длинными бородами в еще более длинных кафтанах. Чуть подальше можно видеть заехавших сюда из центра города извозчиков, омнибусы и конки, подбородки у людей уже, как правило, бритые, многие одеты во французские фраки, видно и несколько роскошных домов. Заворачивая за угол улицы, замечаешь поодаль гигантский золотой шпиль стройной Адмиралтейской башни, видный со всех главных магистралей города. Он словно парит над низким уличным туманом. 

Конка на Аничковом мосту. Фото конца XIX в.
***********************

Через каналы перебрасывались мосты, и вот так, постепенно, формировался центр метрополии. Дворцы возводились здесь в три-четыре этажа. Все чаще попадаются кареты, запряженные четверкой лошадей, и то тут, то там мелькает нарядный султан на головном уборе военного. Наконец доходишь до Фонтанки — это рукав Невы с особенно красивыми дворцами на ее берегах — и Аничкова моста. Здесь начинается собственно царский Петербург, о чем тотчас свидетельствует большой Белосельский дворец. От этого моста до конца проспекта открывается поистине великолепная столичная перспектива: четверки лошадей на каждом шагу, генералы и князья среди уличной суматохи, иностранные торговые дома, серебряные лавки, императорские дворцы, главные храмы всех петербургских конфессий…

Худ. Шарлемань, И.И. Вид на дворец Белосельских-Белозерских
и Аничков мост в 1850-е гг.
******************************

Прогулка взад и вперед от Аничкова моста до Адмиралтейства — самое приятное времяпрепровождение, какое только может предложить городская жизнь. Каждый петербургский щеголь раз в день берет под руку своего приятеля, и они пару раз прогуливаются туда и обратно. Самая любимая сторона улицы — северная, потому что это сторона солнечная. В итальянской Генуе это была бы южная сторона, потому что там всё жаждет тени. Вот почему северная часть Невского проспекта занята более роскошными магазинами и торговыми домами, и арендная плата здесь выше, чем на противоположной, южной, стороне.

Так как Санкт-Петербург — царская резиденция, то в нем расквартирован большой военный гарнизон, и каждый десятый человек, встреченный нами на улицах, — военный; а поскольку ни рядовые, ни офицеры никогда не расстаются со своими эполетами и оружием, даже выходя на прогулку, то на каждом шагу можно видеть плюмажи их головных уборов и блестящие доспехи их обмундирования.

Штаб-офицер лейб-гвардии
Преображенского полка. 1844
*****************

Нелишним будет здесь упомянуть, что половина Петербурга ходит в мундирах. Такую униформу, кроме многочисленных солдат, носит примерно столько же чиновников, полицейских, разного рода служак и т. д., отчего одежда почти всех людей на улицах бросается в глаза блеском начищенных пуговиц, звезд, кантами и оторочкой. Толпы купцов, представители английской фактории, немецкие бароны из прибалтийских губерний, множество богатых русских помещиков, князей и дворян, иностранцы, особенно многочисленные частные учителя и т. д. носят фраки, которые, конечно же, смотрятся не так выигрышно и уступают мундирам военных и гражданских служащих, учителей всех народных школ, профессоров различных заведений, а также старшеклассников и воспитанников общественных учреждений.

Как разная погода в природе всегда выводит на свет разных животных, как радуются утки дождю, бабочки солнечному свету, как ночные совы радуются вечернему туману, солнечные бабочки порхают в полдень, а олени зимой меняют летнюю меховую шубку на зимнюю, то же самое и с людьми: разная погода выводит на улицу разных людей. Поскольку погода в петербургском небе удивительно переменчива, то и вид петербургской уличной толпы постоянно меняется. Зимой густые меха, летом легкие газовые и шелковые ткани. Петербуржцы, закутанные в плащи с капюшонами вечером, воздушные и полуодетые днем. В солнечном свете порхают щеголи и модницы, но под дождем мода и блеск мундиров исчезают, и на глаза попадаются только темные фигуры в дождевиках. Сегодня по снегу скользят сплошь сани на полозьях, но уже завтра по камням мостовых вполне может раздаваться стук колес дорожных телег.

Религиозные праздники влияют на внешний вид людей еще больше, чем капризная погода. По пятницам, в священный день мусульман, на улицах засилье тюрбанов, черных бород персов и бритых голов татар. В субботу появляются черные шелковые кафтаны евреев, а воскресенье отдано праздничным толпам христиан. К тому же велико и разнообразие христианских конфессий. Вот лютеране звонят в колокол в День покаяния, и немцы, отец, мать и дочь, с черными сборниками псалмов под мышкой, идут в кирху; вскоре у католиков Праздник Непорочного зачатия Девы Марии, и поляки, литовцы, французы, австрийцы потянулись в костелы. Но пройдет несколько дней, и зазвонят тысячи колоколов греческих звонарей, все улицы загудят от колокольного звона и расцветут всеми красками радуги. Это выйдут из своих домов дочери и жены русских купцов в изумрудно-зеленых, ярко-красных, болотных, фиалковых, голубых платьях. Но в большие государственные праздники, так называемые «Императорские дни», на улицах Петербурга можно видеть все наряды, все цвета и все моды, которые приняты от Парижа до Пекина. Словно Ноев ковчег пристал к берегу Невы и высадил здесь всех своих разномастных пассажиров.

Петербург — это город мужчин, потому что из-за высокой смертности в нездоровом климате население пополняется за счет иммиграции, а опыт показал, что мужчины чаще покидают свою малую родину, чем женщины. Женского пола здесь меньше, чем мужского, поэтому особого выбора у мужчин нет. Петербургский климат, кажется, вообще не благоприятствует нежной женской натуре, потому что она тут вскоре увядает. Кажется, русские женщины менее привлекательны, чем мужчины. Редко можно увидеть красивые свежие девичьи лица. Цвет их бледный, и по сему можно судить, сколько свежести и здоровья поглощает царская резиденция. Исключение составляют немецкие дамы из прибалтийских губерний, так как они выросли в деревне, на целебном воздухе садов и лесов /12/. 

Худ. Эдуард Гертнер. Английская набережная в Петербурге. 1838
**********************************


Императору Александру II принадлежит заслуга обустройства Английской набережной — грандиозной постройки давних екатерининских времен. Этот великолепный бульвар, выложенный сплошь гранитными блоками, тянется по берегу Невы от Нового до Старого Адмиралтейства. Протяженность Английской набережной около пяти немецких верст. Как и у всех гидротехнических сооружений, гигантский характер работы не очень заметен с первого взгляда. Мощное основание, на котором возведена набережная, уходит глубоко в болотистую почву. От всех подземных опор видна только узкая верхняя кромка, окантованная изящной железной оградкой. Для пешеходов всюду предусмотрены декоративные лесенки, а для экипажей широкие, красивые съезды к воде, стороны которых зимой обыкновенно украшены всевозможными выточенными изо льда столбами и перилами. Вдоль Английской набережной тянется длинная линия прекрасных дворцов, в основном построенных англичанами /13/, а позже в значительной степени принадлежащих русским магнатам. На другой стороне блестит широкое зеркало Невы с качающимися на ней кораблями, лодками, барками, а на противоположном берегу расположены великолепные здания Васильевского города-острова, — Академия, мореходное училище и т. д. 
В общем, Английская набережная в Петербурге — примерно то же самое, что Майнштрассе во Франкфурте и Юнгфернштиг в Гамбурге.

Худ. К.Маковский. Народное гулянье во время масленицы
на Адмиралтейской площади в Петербурге (1869)
****************************

Бисмарк писал жене в 1859 году, что в центре Петербурга все сделано из камня. В нем очень не хватало большого общественного парка в центре города. Когда речь зашла о создании такого городского сада, то сразу вспомнили об Адмиралтейской площади, замыкающей собой длинный фасад Адмиралтейского дворца и доходящей с одной стороны до Сената и берега Невы, а с другой до Зимнего дворца. Но окончательно сделать выбор в ее пользу не спешили, так как на Адмиралтейской площади проводились парады гвардейских полков и народные гуляния на масленичной и пасхальной неделях, к которым так расположен русский человек. Но конец всем сомнениям положил указ императора Александра II: он приказал разбить на месте Адмиралтейской площади городской общественный парк.

За весьма короткое время летом 1874 года на месте Адмиралтейской площади был создан прекрасный сад, после чего проводившиеся там ежегодно на Пасху и масленицу народные гулянья переместились на Марсово (Царицыно) поле. Широкие парковые дорожки вьются вокруг ухоженных лужаек с группами деревьев и клумбами. Если идти в сторону Сената, то по Александровскому саду, — как его назвали в честь императора, — можно дойти до самой Невы, за величественным течением которой можно удобно наблюдать с искусственного холма — небольшой группы скал, засаженных цветами. Долгими летними вечерами петербуржцы любят сидеть здесь, наблюдая за оживленным движением пароходов и парусников по Неве.

Популярным местом отдыха петербуржцев является также Летний сад. Обсаженный красивыми высокими липами, он превратился в место, где собирается юное поколение города. Сюда приходят молоденькие барышни со своими боннами, учителя с воспитанниками, кормилицы с младенцами — в общем, именно здесь предоставляется отличная возможность понаблюдать за петербургскими детьми. Нельзя представить себе ничего более прелестного, чем развлекающееся сборище этих маленьких хорошеньких казаков, черкесов и мужиков. Надо сказать, что среди русских всех сословий существует мода до семи-восьми лет одевать своих детей «à la Moujik». Волосы ребенка стригут под горшок, надевают на него маленький изящный кафтан с изящным пояском и высокую татарскую шапку, какие можно видеть у ямщиков. У петербургской молодежи также очень любима черкеска с ее отделкой серебряным шнуром и меховой богатой оторочкой.

Поскольку у детей слуги русские, няньки английские и французские, а учителя немецкие, то дети учат языки всех этих народов одновременно и, говоря на своем детском языке, подбирают слова изо всех наречий так, как им это удобно.

Взрослые тоже часто говорят на нескольких языках одновременно, но, конечно, намного совершеннее, чем маленькие. При этом замечательно, что лестные и любовные слова все ж выражаются русскими на своем родном языке. Вряд ли какой-либо другой язык так богат ласкательными выражениями, прозвищами и нежными именами, как русский. «Любезный», «миленький», «деточка», «дедушка», «батюшка», «матушка», «дружок», «голубчик», «милый мой», «моя душенька» — обращения, принятые даже меж совершенно незнакомыми людьми.

Худ. Карл Беггров. "Катальные горы на Царицыном лугу". 1820-ые гг.
***************************

К Летнему саду примыкает так называемый Царицын луг, немцы называют его Марсово поле. Это самый любимый петербуржцами парадный плац для рекрутов. Большой парад караула — одно из ежедневных удовольствий многих петербуржцев.

Поскольку на параде всегда присутствует до нескольких тысяч человек, среди которых множество генералов и офицеров, это действо представляет собой блестящее зрелище. Кульминацией и в то же время завершением больших петербургских парадов являются упражнения иррегулярной кавалерии, составленной главным образом из казаков, выступления которых до известной степени напоминают конные спектакли, которые арабы называют словом «фантазия» /14/. 

Военный парад, аналогичный западноевропейским крупным парадам такого рода, завершен. Но никто не расходится: публика ждет нового зрелища. На плацу неподвижно застыли две сотни (два эскадрона) кавказских казаков в голубых полукафтанах и меховых колпаках. Они сидят на своих маленьких, юрких, замечательно выносливых лошадках, сызмальства привыкших ко всякого рода трудностям.

Джигитовка (фото нач. ХХ в.).
*********************

Сигнал командира — и в тот же миг эскадроны рассыпаются на отдельных всадников, которые на полном галопе с молниеносной быстротой мчатся мимо зрителей. Одни отпускают поводья и поворачиваются, чтобы выстрелить из карабина в человека сзади, другие падают с лошадей, но тотчас же снова вскакивают на них; третьи стоят на седлах, зажав сабли в зубах, и стреляют из оружия во врага — одним словом, все они совершают самые смелые, самые рискованные конные кульбиты.

Такого не бывает в цирке, где наездники скачут на лошадях по мягкой ровной песчаной дорожке арены, заранее натерев свои подошвы мелом, а бедра – канифолью. Здесь действие происходит на открытом воздухе, и все всадники в полном боевом снаряжении. На полном скаку они хватают предметы с земли, падают вниз — одна нога в стремени — с бешено мчащейся лошади, выдерживают единый ритм с несущимся скакуном, взлетают обратно в седло, встают на него, заряжают карабин, стреляют вперед, назад, опрокидываются на спину в седле, затем припадают к холке лошади. Это не те, знакомые нам, всадники вымуштрованных армий Запада, — нет, это конные дьяволы, которые проносятся мимо, как грозовые тучи, брызжущие молниями, с ликующими криками и громовым "ура".

Кавказский казак демонстрирует
прием джигитовки (нач. ХХ в.).
*********************

Теперь обе эскадрона с дикими воплями несутся к зрителям. Впереди в ряд скачут трое всадников; четвертый, который, кажется, где-то потерял свою лошадь, стоит сзади них, широко расставив ноги, на двух крайних лошадях. За этой группой несется на коне сын гор, держа поперек перед собой в седле живую добычу, пленника. А вот еще один наездник пускается в дикое бегство: он только что похитил женщину. Сейчас он должен защищаться и от своей прекрасной добычи, руками и ногами сопротивляющейся ему, и одновременно убегать от разъяренных родичей, которые преследуют его по пятам и уже замахиваются на него своей кривой саблей. 

Одна дикая картина следует за другой. Затем звучит сигнал. Первая сотня всадников группируется вместе, другая куда-то исчезает. Вновь сигнал, свист — и все лошади первого эскадрона ложатся плашмя на землю — и казаки, с карабином наготове, ждут атаки приближающегося врага. А вот и он – это вторая сотня — мчится сейчас на них в диком исступлении. Скачущие всадники на полном ходу подбрасывают в воздух сабли и карабины, снова ловят их, стреляют по лежащему перед ними в пыли противнику, который кажется уничтоженным — и.. получают от него шквал метких залпов: лошади первой сотни вскакивают с земли, а казаки в седла и в яростной контратаке преследуют врага, который обращается в дикое бегство. И вот уже густые тучи пыли закрывают уносящиеся прочь эскадроны от глаз ревущих восхищенных зрителей. 

М.Дюбург, Д.Кларк. Вид Марсова поля
*************************



ПЕТЕРБУРГСКАЯ ЗИМА

В декабре 1836 года кто-то в Москве выбросил из форточки яблочную кожуру. До земли она не долетела, зацепившись за край подоконника, и тут же замерзла. В течение шести недель эту яблочную кожуру видели висящей наверху над улицей, и ни одна оттепель не разморозила ее. Наконец, в начале февраля, через шесть недель и три дня после падения из форточки, кожура оттаяла на теплом солнце и упала на землю, завершив падение, начатое шестью неделями ранее. — Вот вам яркая картина продолжительности сильных холодов в центральной России.

Ничего подобного в Петербурге быть не может, ибо в болотистой дельте Невы в отличие от средней полосы России погода весьма переменчива. Смягчающее влияние Балтийского моря часто противостоит ледяным ветрам Сибири. Дождливые западные ветры, холодные ветры северо-востока, густой туман и ясные, морозные дни в течение долгих шести месяцев постоянно сменяют и борются друг с другом, так что в январе жители совсем не застрахованы от дождя и распутицы, а в весенние месяцы — от гололеда и снега. Климат Петербурга очень отличается от московского, где в декабре никогда не будет дождя, а в январе никто не испачкает сапоги в уличной грязи.

Тем не менее термометр в Петербурге, благодаря более северному положению города, чаще опускается до более низких температур, чем в Москве. Погода в Петербурге вообще очень капризна. Летом жара поднимается до +30°С, а зимой бывают морозы до -30°С. Летом, после чересчур жаркого утра, днем часто начинает дуть холодный ветер, из-за чего столбик термометра резко падает вниз на десяток градусов, как будто город качает то к экватору, то к северному полюсу. Даже зимой перепады от одного дня к другому часто составляют 12-18°С. 

В таком климате, конечно, было бы невозможно жить, если бы человек не противостоял капризам природы своей волей и своим гением.

Считается, что зима в Петербурге начинается в октябре и заканчивается через семь месяцев в мае. Соответственно, в начале октября петербуржцы кутаются в меха, и снимают их только тогда, когда отбушевали все бури. 

Сани с выездным лакеем.
Фотоателье Буллы. До 1914 г.
*****************


Впрочем, жизнь зимой, будь то дождь или снег, морозы или оттепели, идет своим чередом. Каждый день в печках трещат березовые поленья, по улицам ездят сани, беспрестанно топятся общественные обогревальни для нуждающихся /15/, а на улицах разводятся огромные костры для всех, кто хочет погреться у огонька, — в частности, для кучеров, ожидающих у театров своих седоков. 
Но когда столбик термометра опускается до -20°С и ниже, пешеходы, обычно идущие в Петербурге довольно медленно, начинают бежать так быстро, как будто у них впереди самое важное дело всей жизни, а сани стремглав летят по скрипящему снегу. Лиц прохожих на улицах уже не разглядеть, потому что все натянули меховые шапки до самого носа, замотав низ лица теплым шарфом. Страх отморозить уши и нос пугает всех, а так как обморожение поначалу обычно не ощущается, то в сильный мороз необходимо регулярно растирать незащищенные участки тела. 

— Батюшка, твой нос! — восклицает встречный прохожий и без лишних церемоний начинает энергично натирать мелово-белый нос злополучного собрата снегом. Да что там! на петербургском холоде постоянно мерзнут даже глаза. 

Холод Санкт-Петербурга, конечно, гораздо более чувствителен, чем наш, но и петербуржцы гораздо более приспособлены к нему. Перчатки у нас роскошь, а в России — непременный атрибут одежды, и даже крестьяне никогда не работают за плугом без рукавиц. Люди кутаются в меха, надевают плотные капюшоны, заматываются длинными шарфами, оборачивая их вокруг головы. Чужестранец сначала презирает такой наряд, но проходит время, и он сам начинает одеваться так же, как коренной петербуржец, практически ничем от него не отличаясь.

Русские печи — самая совершенная вещь в своем роде, что придумана людьми. Они облицованы изразцами, и дымоходы так причудливо изгибаются внутри них то вверх, то вниз, что жаркий воздух часто проходит 30 и более метров, прежде чем очутится в дымовой трубе. Огромная каменная масса русской печи нагревается очень медленно, тогда как наши железные печи раскаляются в несколько минут. Но русская печь дольше сохраняет тепло и, однажды нагревшись, греет весь день. В Санкт-Петербурге почти повсеместно используется березовая древесина, поскольку она здесь самая дешевая и к тому же дает гораздо более долговечные угли, чем древесина хвойная. Дело в том, что в русском способе обогрева самое главное — обильное образование углей, дающих жар, в то время как у нас греет только лишь пламя. Затем, когда вьюшка закрывается, тепло начинает распространяться по всей комнате. Русские печники прекрасно справляются со всеми специфическими задачами такого вида отопления. Они не знают щипцов и лопат; у них нет другого инструмента, кроме длинной железной кочерги, которой они постоянно размешивают древесный уголь в топке, разбивая головешки и выдвигая не совсем сгоревшие вперед, чтобы они прогорели. В каждом большом петербургском доме работает один или два кочегара, которые целый день только и делают, что присматривают за печами, подносят дрова, а также их заготавливают. 

Для того, чтобы жильцы рано утром смогли насладиться чашечкой кофе в теплой комнате, домовые кочегары должны начинать свою работу за полночь. Но еще с вечера они подготавливают березовые дрова, хорошенько просушивая их, а потом делают растопку, используя сосновую и еловую щепу.

Можно себе представить, насколько важна печь и в домах небогатых россиян. Она служит для обогрева, приготовления пищи и выпечки хлеба. Вокруг печи стоят скамейки, ибо для этих северян вдыхать тепло такое же удовольствие, как отдыхать и спать. В печи много мелких углублений и отверстий для сушки всякой всячины, а вокруг вечно висят мокрые чулки и одежда. На печке устроены лежанки, на которых, можно, закутавшись в овчину, наслаждаться приятным бездельем и теплом.

Немало способствуют сохранению тепла в помещениях и двойные окна, распространенные как в Петербурге, так и во всей России. Когда в сентябре листва деревьев краснеет и желтеет, когда в октябре наступают первые сильные морозы, весь дом обустраивают, заделывают все малейшие отверстия и везде устанавливают двойные окна, щели которых заклеивают бумагой. Так делается даже в железнодорожных вагонах. Практически каждый крестьянин ставит в своей избе двойные окна. Кое-где в них оставляют маленькие форточки, и можно представить, какая радость, какое веселье и свежесть наполняют русские избы, когда, наконец, в мае наступает долгожданное тепло и все окна снова распахиваются настежь. В промежутке между рамами принято рассыпать соль или песок, которые, как говорят, притягивают из воздуха влагу. Соль насыпают горками самых изящных и причудливых форм, которые лежат нетронутыми до весны, а в россыпи песка втыкают красивые искусственные цветы, которые затем так же долго цветут в этой стеклянной клетке.

Каждый дом имеет свои придумки таких оконных фантазий, и в солнечный зимний день, гуляя по улицам, можно с удовольствием рассматривать различное красивое оформление окон домов.


Самый большой мороз бывает обыкновенно при ясной и безветренной погоде, и поэтому Петербург при 30-градусном морозе проживает свои самые великолепные, самые солнечные дни. Небо синее, солнце светит тем ярче, чем ослепительней его лучи, пробивающиеся сквозь миллионы мельчайших сверкающих кристалликов льда, наполняющих воздух, словно алмазная пыль. Вокруг домов и нагретых церквей кружатся, переливаясь всевозможными красками густые столбы дыма, которые в эфирно-прозрачном воздухе кажутся такими густыми, будто в каждом здании работает паровая машина. Снег на улицах и лед на Неве белы и чисты, как будто все вокруг сделано из сахара. Весь город носит лучшие одежды цвета невинности, и крыши блестят ровным слоем мерцающей хрустальной пыли. Вода замерзает тотчас же, как только бывает налита, и колодцы, поилки для лошадей, водяные насосы, даже водовозы с их фургонами — все кажется белым и покрытым льдом. На улицах все находится в живейшем движении. Все бегут так быстро, как будто сама Смерть гонится за каждым по пятам. Утоптанный снег потрескивает, а все прочие звуки приобретают на лютом морозе странный оттенок. «Замерзает так, что гудит» — в воздухе постоянно слышен шорох или шепчущий гул, исходящий от снега и льда. 

Но даже враждебные жизни элементы становятся в руках петербургских мастеров пластичным материалом для творчества. Изо льда создаются настоящие произведения искусства, да что там! — целые ледовые дворцы. Их посещают и любуются их сверкающим великолепием до тех пор, пока весеннее солнце не растопит всю эту красоту.

Россияне привыкли использовать в своем домашнем хозяйстве большое количество льда. Им они охлаждают все свои напитки, лакомятся замороженными соками, которые все лето в изобилии продаются на улицах их городов, и пьют не только ледяную воду, ледяное вино, ледяное пиво, но и ледяной чай, кидая в чашку вместо сахара кусочки льда. В короткое, но весьма жаркое лето они берегут продукты от порчи в ледяных погребах — так называемых «ледниках». Ледники необходимы в России во всяком хозяйстве, и не только у горожан, но и у крестьян в деревне. Для заполнения каждого торгового погреба требуется не менее 50 саней продуктов. Впрочем, торговцы рыбой, продавцы мяса, кваса и пр. часто имеют такие большие ледники, что даже несколько сотен фур не заполнят их. Огромное количество льда потребляют пивоварни и винокурни. Льдом снабжает Петербург каждый год Нева.

Невский лед обычно имеет толщину 1 метр и нарезается правильными кубами. На снегу лед выглядит изумрудно-зеленым, при этом он твердый, почти без пузырей и трещин. Кубы льда выкладываются длинными рядами вокруг ледяного пролома, а затем отгружаются по нескольку штук возчикам, которые кладут их на свои сани, садятся сверху и, громко распевая песни, мчатся со своим грузом в город. Посещение таких ледовых каменоломен на Неве составляет немалое развлечение для глаз чужестранца, наблюдающего, как русские хлопочут вокруг своих ледяных сокровищ, подобно горным гномам в каком-нибудь серебряном руднике глубоко в горах.

В подвалах кубы льда кладут друг на друга, а по обеим сторонам от них возводят высокие стенки. В этих перегородках делаются всевозможные полки и ниши для удобного хранения молока, мяса и прочих продуктов. 
Впрочем, существует и еще один, черновой, способ. Ледяные глыбы разбиваются топором и рассыпаются по дню погреба. Такое дробление увеличивает прочность льда, потому что мелкие ледяные кусочки вскоре снова смерзаются в общую массу, поддерживая необходимую температуру воздуха. 

Даже в устье невская вода очень прозрачна. Известно, что питье воды из Невы вначале дает весьма своеобразный эффект, поэтому новички пьют ее только в смеси с вином или ромом. Но к ней легко привыкаешь и предпочитаешь ее всем остальным водам. Говорят, что император Александр II во все свои путешествия всегда берет с собой бутылки с невской водой.

Всю воду, которая была нужна городу, раньше брали прямо из Невы. Для этого в каждый двор приезжала бочка с водой, которую обслуживал специально приставленный для этих целей водочерпий. Его лошадка, запряженная в маленькую тележку, обычно целый день возила воду. Люди бедные просто отправлялись на берег Невы, где ведрами, прикрепленными к длинным палкам, черпали воду немного в стороне от берега. 

Для состоятельных людей работали насосные станции, представлявшие собой небольшие домики, где насосы качали из реки воду. Весной, когда тает снег и ручьи со всех улиц и переулков города наполняют собой Неву, многие хозяйства испытывали вследствие этого большие трудности, поскольку шланги насосов были проложены слишком близко к берегу, а там скапливалась грязная талая вода. Зимой во льду Невы пробивалось множество прорубей, а рядом с ними изо льда делались корыта-поилки для лошадей. В настоящее время вода из Невы перехватывается на дальних подступах к городу в два трубопровода, которые снабжают петербургские домохозяйства тщательно отфильтрованной невской водой.


Наносные острова в дельте Невы, на которых стоят петербургские дворцы, чрезвычайно плоские и низкие. Обращенные своими незаселенными концами к морю, они постепенно понижаются к воде. Даже самые отдаленные и высокие, наиболее заселенные части города возвышаются над обычным уровнем моря всего на 3-4 метра. Подъема воды на 5 метров хватит, чтобы подтопить весь Санкт-Петербург, а 10-12 метров достаточно, чтобы под воду ушел весь город. Вдумайтесь: Финский залив вытянут по длине на запад от Петербурга. Именно с запада и дуют самые сильные ветра. Они гонят водные массы прямо на город. 

География Финского залива такова, что он все больше и больше сужается в сторону Петербурга, который лежит в самой внутренней его точке. Здесь, близ Петербурга, приливные морские волны попадают в узкий мешок, который называется Кронштадтской бухтой. Кроме того, именно в этом месте Нева, чье русло ориентировано с востока на запад, впадает в Балтийское море, бросая свои воды прямо на нагонную морскую волну. Всякий раз, когда весной сильный западный ветер совпадает с максимальным уровнем воды в море вследствие таяния льдов, он гонит водные массы вглубь суши, где встречает яростное сопротивление Невы, бросающей им навстречу свои льдины.

Неописуемы были бедствия, вызванные петербургским наводнением 17 ноября 1824 года. На всех улицах города высота подъема воды в то время отмечена линиями на домах. Подгоняемая сильнейшим западным ветром, вода поднималась все выше и выше и, наконец, понеслась по улицам стремительным потоком, захватывая все, что попадалось на пути, включая кареты и телеги с их седоками, вливалась через окна в подвалы и цокольные этажи домов, могучей лавиной вырывалась из отверстий шлюзов. Водой были подняты даже некоторые из деревянных домов, и они поплыли по улицам вместе со своими обитателями. Повозки десятками забивали внутренние дворы. Все деревья на площадях были усеяны людьми, как воробьями на ветках. К вечеру вода поднялась так высоко, а ветер усилился настолько, что возникло опасение, как бы с якорей не сорвались военные корабли и не наехали всей своей массой на дома набережных. 

Очень многие здания обрушились только на следующий день после того, как вода ушла из города. Большинство помещений так и не смогло избавиться от проникшей в них влаги, их жильцы попадали на больничные койки, а смертельные эпидемии продолжали свирепствовать еще долгое время после этого наводнения.
*****

Саратов. Портомойня.
Стирка белья на Волге. Нач. XX века

*******************

Большинство населения на Руси знает только речную стирку, и даже в столице зажиточные дамы, прихватив с собой своих слуг и тонкое льняное белье, подъезжают к специально отведенным для этих целей местам. На всех каналах города и на речных рукавах Невы сооружены так называемые портомойни. Это специально оборудованные для стирки плоты. Посередине плотов сделаны отверстия, в которые бросают белье, а вокруг плотов — мостки для подхода. Все усилия прачек состоят в том, чтобы как можно чаще мочить белье и бить по нему гладкой палкой. 

Даже зимой, когда эти отверстия-проруби необходимо постоянно очищать ото льда, никакой мороз не в силах прервать занятий этих выносливых женщин. Конечно, петербургская знать не удовлетворяется такой простой стиркой, и многие каждые две недели регулярно отправляют свое грязное белье в Лондон, чтобы по субботам получать его оттуда отбеленным и отстиранным /16/.


Еще больше, чем плоты, заполненные прачками, чужеземцев привлекают на Неве так называемые рыбные домики, «садки» /17/. Это красиво расписанные и изящно оформленные деревянные домики, похожие на гамбургские павильоны Эльбы и Альстера. Они находятся на плотах, которые швартуются у берега и перекидывают на него сходни. Внутри такого садка расположена комната, где, как ветчина и колбаса в домах вестфальских крестьян, развешена копченая и соленая рыба. Посередине комнаты обязательно стоит пара больших образов с горящими лампадками. Помимо копчения и засолки, у русских есть еще один способ сохранить рыбу от порчи. Это заморозка. Зимой вокруг домика ставятся большие ящики, наполненные мороженой рыбой. По обеим сторонам центральной комнаты расположено еще два помещения. Одно предназначено для обслуживающего персонала, а другое — для гостей, которые любят полакомиться свежей икрой. За домиком под водой стоят большие чаны с живой рыбой, так как русские, будучи гурманами, любят покупать абсолютно свежую рыбку.


Ширина Невы в центре города достигает 600 метров. Поэтому можно себе представить, в какую ледяную пустыню превращается ее поверхность зимой. Зимней ночью, совершая по льду Невы поездку на санях, вполне можно почувствовать тоскливое уединение, как будто ты находишься где-то на далеких озерах Финляндии. В невообразимой дали мерцают огоньки домов. Светит луна, переливаются огни Северного сияния, и можно ориентироваться только по компасу и звездам. 

Но летом на Неве все меняется. Блестящая на солнце река, чья поверхность была сплошь укрыта снегом зимой, окружает прекрасный город, словно великолепной зеркальной каймой. Летние ночи, хоть коротки, но теплые и чудно-светлые, и петербуржцы наслаждаются радостью катания на лодках. В прекрасные летние месяцы вся акватория Невы днем и ночью усеяна большими и малыми парусниками и гребными гондолами. В ночном воздухе шелестит ласковый южный ветер, сам воздух бархатист и мягок, волшебно свеж и светел, но источник этого света не виден над горизонтом. Это ночь, в которой ничто не скрывается и ничто не дремлет: ни щебечущие птицы, ни бодрствующие люди, ни растения, краски которых не меркнут; — это ночь со всеми ее прелестями и в то же время со всем комфортом дня, как будто светлый, радостный день продолжает сиять из-под накинутого на него великолепного бархатного звездного покрова. 

Вряд ли на земле можно было найти город, который смог бы соперничать с Петербургом с его «Снами в летнюю ночь».


В ПЕТЕРБУРГСКОМ ГОСТИНОМ ДВОРЕ

Худ.Карл Беггров. "Гостиный Двор". Акварель.
**************


Каждый, кто приезжает в Петербург, непременно должен посетить огромный четырехугольный Гостиный двор на Невском проспекте. Он представляет собой нескончаемую вереницу торговых лавок, но каждое помещение — это сокровищница, ослепляющая как своей обстановкой, так и выложенными в ней товарами. Особенное очарование своими товарами придают Гостиному двору страны Востока. Ткани из персидского шелка переливаются яркими красками, разложенные тут и там восточные ковры поражают искусностью узоров, своеобразной игрой цветов и прочностью плетения; скатерти с изумительно тонкой вышивкой; кавказские пояса с украшением из филиграни и кусочков серебра, потемневшего в иссиня-черный цвет; инкрустированное золотом, серебром и драгоценными камнями оружие из дамасской стали; тапочки с вышивкой из цветной сафьяновой кожи... — Все это придает торговле неповторимый, характер, превращая ее в своего рода великолепный спектакль. К тому же и сами продавцы с их длинными окладистыми бородами, темными персидскими глазами и величавым достоинством в каждом жесте облачены в одеяния своей родины. Все это создает картину, завораживающую своей красочностью. Особенно удобным для покупателей является расположение магазинов по кварталам, так что однотипные вещи можно найти в одном ряду. Чтобы сориентироваться внутри, достаточно спросить первого попавшегося продавца: "Отец, где здесь меховые лавки? А где продаются шелка, кожи, сапоги, одежда, одежда для младенцев?

Однажды в Гостином дворе я поддался искушению зайти в лавку халатов с моим спутником-петербуржцем. Я попросил его помочь купить мне халат из красного персидского шелка со странно прихотливым узором, который я выбрал из целой горы бухарских халатов.

— Сколько стоит этот халат? — спросил мой друг у бухарца с бритой головой и татарскими косичками, который внимательно нас разглядывал. Вместо ответа тот начал хвалить на все лады свои прекрасные изделия, обращая наше внимание на их качество.

— Ах, — говорит, — видно, Вы знаток. Из всех халатов Вы выбрали самый красивый, самый лучший. Вчера один генерал купил у меня похожий, но он был далеко не так хорош, как этот. —

— Возможно, но я не об этом спрашиваю. Я хочу знать, сколько стоит этот халат? —

— Да Вы просто присмотритесь, и Вы увидите, какой прочный изумительный шелк и какой мягкий. —

— Отлично, но скажите наконец, сколько он стоит? —

— Вы можете мне не верить; но на днях тамбовский губернатор заказал у меня полдюжины таких халатов. —

— Если Вы сейчас же не назовете цену, — нетерпеливо перебил его мой приятель, — мы пойдем к Вашему соседу. Его мальчик уже ждет снаружи, чтобы увести нас в лавку своего хозяина. Может быть, там мы сможем найти что-то, что понравится нам еще больше. —

— Еще больше? У него? Такого просто не может быть. Позвольте сказать Вам, что мой товар пришел сюда с караваном прямиком из Ташкента. —

— Ладно, — сказал мой приятель. — Кажется, этот человек ничего не хочет продавать и думает, что мы наивные провинциалы. —

Торговец не дал моему другу договорить. 

— Ваше превосходительство, — начал он, — подождите, пожалуйста, минутку. Если бы это было московское изделие, я бы отдал Вам его за 80 рублей, и даже дешевле; а так меньше 200 рублей я не могу взять. Но мне хочется, чтобы вы пришли ко мне снова, и поэтому халат будет стоить для вас 150 рублей. — 

— Я уже говорил, что, кажется, Вы не хотите ничего продавать или думаете, что мы не разбираемся в ценах. Глупо просить такие деньги за этот халат, — ответил мой друг, намереваясь выйти из лавки.

Бухарец преградил нам путь. 

— Ваше превосходительство, — крикнул он, — не уходите! Назовите свою цену, за сколько Вы готовы купить мой халат? —

— Я не могу назвать никакой цифры при таких возмутительных ценах с Вашей стороны.

— Ваша светлость, а если бы я сделал невозможное и взял 75 рублей?

— Слишком много, чересчур много! —

— Ну, так пусть будет 50 рублей, но это мое последнее слово, — сказал бухарец как бы с досадой и стал складывать халаты.

Я посмотрел на своего друга, но тот остался совершенно равнодушным и наконец сказал: 

— Вы, должно быть, ошиблись и хотели сказать 25 рублей. —

— Что? — крикнул купец, — 25 рублей? Вам, как я погляжу, нравится подшучивать надо мной. Клянусь бородой пророка, одна подкладка халата стоит дороже. Вы сказали «30 рублей»? — ну, хорошо! давайте 40 — и халат Ваш. —

— Я сказал «25 рублей», хотите или не хотите, это последняя цена, и не держите нас здесь больше! — На этот раз мы уже стояли в дверях магазинчика, перед которым переминалось несколько молодых парней, наперебой уверявших нас, что у них халаты намного красивее и дешевле.

Бухарец поспешно последовал за нами и сказал с жалостливым выражением лица: — Ваше превосходительство, ради будущих моих клиентов возьмите халат. Но знайте: еще одна такая же сделка, — и я разорюсь. 
..............
*******

Продавцов, которые не могли готовить себе еду, поскольку им было запрещено разводить огонь внутри Гостиного двора, снабжало продовольствием множество разносчики (коробейников). На доске или в корзине они несли в ряды лавок на продажу свой товар: яйца вкрутую, соленые огурцы, маринованные и соленые грибы, соленую и копченую рыбу, вареники и пироги (с начинкой из шинкованной капусты, репы, мяса и рыбы), красивые белые булочки и пышный белый хлеб, сбитень /10/, квас, ягодные газировки, а летом лимонное, малиновое и ванильное мороженое...
 

Перевод с нем. 

Татьяны Коливай

*******************

Данный текст представляет собой фрагмент
путевых записок немецкого писателя 
сделанных во время его путешествий

по России в 1850-1880 гг.


ПРИМЕЧАНИЯ

1.Чернышевское (до 1938 года — Эйдткунен, лит. Eitkūnai) — посёлок в Нестеровском районе Калининградской области.

Эйдткунен. Вокзал
*************

2. Вирбалис (лит. Virbalis; до 1917 года русское название — Вержболово, Вержболов, польск. Wierzbołów, нем. Wirballen) — город в Вилкавишкском районе Мариямпольского уезда Литвы.

ОТСТУПЛЕНИЕ

..Эйдкунен был первым заграничным селением, которое увидел Ф.М. Достоевский. Его молодая жена Анна Григорьевна описывала свои ощущения так:

“Мост между Вержболово и Эйдкуненом... За ним - станция в немецком вкусе, большая, роскошно убранная, с беседками в саду .... Прекрасный вокзал, комнаты в два света, отлично убранные... Прислуга чрезвычайно расторопная...."

Известно, что Достоевский не любил немцев. Но вот марципановые пряники, которые он впервые попробовал именно в Эйдкунене, так ему понравились, что он не раз упоминал их — и в частной переписке, и в своих произведениях.

М.Е. Салтыков-Щедрин, впервые уехавший за границу в 1875 году, отмечал:

“Мокрое место, по которому растёт ненастоящий лес”, “обиженное природой прусское поморье” — такими показались ему здешние пейзажи. Правда, тут же он отметил, что восточно-прусская “изба с выбеленными стенами и черепичной крышей ... веселее, довольнее, нежели вержболовский почерневший сруб с всклокоченной соломенной крышей”.

Словом, Эйдкунен Салтыкову-Щедрину не понравился. Как, впрочем, и вся Германия:

“В Германии нечего смотреть. Германию надобно читать, обдумывать, играть на фортепьянах — и проезжать в вагонах одним днём из конца в конец”.

ИСТОЧНИК

3. Ковно — ныне Каунас.

4. Вильно — ныне Вильнюс.

5. Остра Брама — архитектурный комплекс в Вильнюсе, представляющий собой единственные сохранившиеся ворота городской стены, а также католическую часовню с чудотворным образом Матери Божией Остробрамской, построенную над ней.

6. Дюнабург — ныне Даугавпилс

7. Дюна (нем.) — река Даугава

8. 1 верста = 1138 кв. м. (прим. А.Грубе)

9. Исаакиевский наплавной мост на переднем плане — первый мост через Неву.

Всего в Петербурге в дельте Невы было 11 больших наплавных мостов. Первый из них — Исаакиевский. Этот первый мост через Неву был на плавучих опорах.

При жизни Петра I мосты через Неву не строили, зимой ходили и ездили по невскому льду, летом переправлялись на лодках.

Мост навели в 1727 гoду по приказанию первого губернатора Санкт-Петербурга А. Д. Меньшикова. Мост связал левый берег реки с Васильевским островом. Свое начало он брал немного западнее Адмиралтейства, где стояла Исаакиевская церковь, от которой мост и получил название Исаакиевского.

Просуществовал мост только одно лето: его разобрали «для удобства судового хода». Но не прошло и пяти лет, как Адмиралтейская коллегия получила приказ устроить мост через Неву на старом месте. Под руководством корабельного мастера бомбардира-лейтенанта Ф. Пальчикова в 1732 году мост был заново построен.

Он состоял из ряда барок-плашкоутов, поставленных на якорях. На них были уложены прогоны и настил. Для пропуска судов мост имел в двух местах разводные части. Дежурный офицер Адмиралтейской коллегии, выполнявший обязанности начальника караула, отвечал за своевременный развод моста в ночное время и четкое прохождение судов в обе стороны.

С каждого, кто пользовался мостом, согласно введенному тарифу взималась плата. С пеших - 1 копейка, с возов - 2 копейки, с карет и колясок - 5 копеек, с 10 мелких скотин — 2 копейки, с судов (с разводом моста) — 1 рубль. Бесплатно пропускались лишь дворцовые кареты, дворцовые курьеры, участники церемоний и пожарные команды. Плата за проезд была отменена в 1755 году.

11 июня 1916 года от искры проходившего по Неве буксира деревянный мост воспламенился и сгорел.

Гранитные устои со стороны Университетской набережной и со стороны площади Декабристов остались немыми свидетелями существовавшего здесь некогда Исаакиевского моста - первого наплавного моста на Неве.

ИСТОЧНИК


10.Туле — так когда-то называли Исландию.

11.Древнее имя Цейлона

12.Вот и еще одно мнение о русских дамах из глубин XIX века. Весьма спорное, на мой взгляд, тем более, что речь идет в том числе и о великосветских красавицах Петербурга, а уж с ними мало кто мог в Европе сравниться.


13.Это, мягко говоря, неправда, и внимательное знакомство с архитектурой домов Английской набережной опровергает мнение автора записок.

14.У нас это называется «джигитовка». Очень интересная статья на эту тему ПО ССЫЛКЕ

15.


Общественная обогревальня в Мюнхене (1895)
***************************

Насколько можно понять, общественные обогревальни были достаточно просторными деревянными избами-времянками, куда каждый желающий мог прийти, чтобы согреться и немного отдохнуть в тепле.

16.
Портомойня. Стирка белья на речке Тагил. 
Ок.1907–1915гг. Фотограф С.М.Прокудин-Горский
********************

Наиболее обеспеченные люди царской России зачастую не доверяли свое белье и одежды прачкам. Например, дед писателя Л.Н.Толстого свое белье отправлял стирать в Голландию. Кто-то считал помещика расточительным. А кто-то понимал, что причиной его недоверия российским прачкам была их неумелость, ведь они портили очень много скатертей, рубашек и простыней из дорогих тончайших тканей. Крепостные прачки не понимали, что такие ткани нельзя парить, проваривать и отбивать при полоскании. Так что те, у кого не было средств на заграничную стирку считали тонкое белье — пустой тратой денег.

17.
…в Петербург приходит большое количество живой рыбы, которая сохраняется в живорыбных садках.

На Неве сосредоточивается до 30 садков, куда стекается рыба из озер Ладожского, Онежского, Чудского, Ильменя, а также с берегов Волги и Северной Двины. Живорыбный садок представляет собою простую баржу с прорезями посредине и решетчатыми стенками и дном для беспрепятственного протока речной воды: тут и сохраняется рыба, помещаясь в разных отделениях по сортам. Кроме того, вокруг садка имеются еще так называемые живорыбные лари, тоже переполненные рыбою. Обыкновенно осенью садки запасаются рыбою на зиму. В августе месяце приходит в Петербург волжская стерлядь.
Всего доставляется в столицу до 25 тыс. стерлядей; из них 10 тыс. шт. — из Северной Двины, остальные — из Астрахани. ...
Доверенные от живорыбных садков отправляются из Петербурга на места лова стерлядей и нередко скупают ее еще до начала лова. Покупка производится обыкновенно «на вершки», то есть с рыбаками договариваются, что, например, шестивершковая стерлядь пойдет по такой-то цене, двенадцативершковая — по другой и т. п. При этом счет вершков производится от глаза и до «махала», то есть до хвоста. Когда волжская или двинская стерлядь прибудет в Петербург, ее выгружают в живорыбные садки; некоторые из этих последних вмещают в себе до 10 000 стерлядей, не считая прочей рыбы....
В Петербурге главные потребители стерлядей — модные рестораны, например "Палкин", "Малый Ярославец" и др. Содержатели этих ресторанов откупают на живорыбных садках тысячи две-три стерлядей и оставляют их на сохранение в садке, в водовиках. Во избежание недоразумений водовики запираются на замок, а ключи хранятся у хозяина ресторана….

18. Сбитень — теплый напиток из муки и имбиря. (Прим. А.Грубе)


Комментариев нет:

Отправить комментарий