ГЕРМАН ГЕССЕ. КАРЛИК

Hermann Hesse.

"Der Zwerg". 1904

Однажды вечером на берегу канала старый Чекко начал свой рассказ:

«Если Вам будет угодно, господа, расскажу я Вам сегодня очень давнюю историю о прекрасной даме, карлике и любовном напитке, о верности и неверности, любви и смерти.  А разве не об этом рассказывают все истории нынешних и прошедших времен?

Синьорина Маргарита Кадори́н, дочь благородного Батисты Кадори́на, была в свое время самой красивой из всех прекрасных дам Венеции. Стихов и песен, сложенных в ее честь, было больше, чем сводчатых окон у дворцов на Большом канале, или гондол, плывущих весенним вечером между мостом Понте-дель-Вин /1/  и мысом Догана.

Сотня аристократов, молодых и старых, от Венеции до Мурано и Падуи не могли сомкнуть ночами глаз, грезя о ней, и во всем городе нашлось бы немного благородных господ, которые не ревновали бы Маргариту Кадорин.

Не подобает мне описывать ее внешность. Скажу только, что была она белокурой, высокой и стройной, как молодой кипарис. Ветер ласкал ее волосы, а земля – подошвы. 

Сам Тициан, доведись ему хоть раз увидеть Маргариту, несомненно загорелся бы желанием целый год напролет не писать никого и ничего, — только эту женщину.

В платьях, кружевах, византийской золотой парче, драгоценных камнях и украшениях красавица не знала недостатка, был дворец ее богат и великолепен: полы были застелены пушистыми коврами из Малой Азии, шкафы ломились от серебряной посуды, столы были покрыты изысканным камчатным полотном /2/ и уставлены великолепным фарфором, полы комнат украшала  чу́дная мозаика, стены были завешаны парчовыми и шелковыми гобеленами, а потолки покрывала сплошь искусная радостная живопись.. Не было недостатка также и в слугах, гондолах и гребцах.

Разумеется, все эти дорогие роскошные вещи встречались и в других домах Венеции. Были в городе дворцы и побольше, и побогаче. Да и шкафы в этих дворцах были набиты полнее, а посуда, ковры и украшения – более ценные. В те времена Венеция была очень богата.

Но только юная Маргарита владела на зависть многим богатым домам неким сокровищем. Это был карлик по имени Филиппо, ростом не более трех локтей и с двумя горбиками – маленький фантастический человечек.

Филиппо родился на Кипре и, когда господин Витторио Батиста привез его в Венецию из своего очередного путешествия, знал только греческий и сирийский. А сейчас Филиппо так хорошо говорил по-венециански, как будто появился на свет в Риве /3/  или где-нибудь неподалеку от церкви Сан-Джоббе /4/.

Насколько прекрасна и стройна была госпожа, настолько безобразен был карлик.

Рядом с его искривленной фигуркой она смотрелась вдвое выше и царственней, словно колокольня церкви рядом с рыбацкой хижиной на каком-нибудь островке.

Руки у карлика были морщинистые, темные и кривые, походка – невероятно смешная, нос – слишком длинный, широкие ступни – косолапы. Но одет он был всегда, как князь: в дорогие шелка и золотую парчу.

Такая внешность делала карлика настоящей драгоценностью. Возможно, что не только в Венеции, но и во всей Италии, не исключая Милана, не нашлось бы более редкостной и потешной фигуры, чем он, и многие Величества, Высочества и Сиятельства охотно выложили бы за маленького человечка столько золота, сколько он весил. Да только его не продавали.

Но если бы и нашлись при иных дворах или в богатых городах карлики, не уступающие Филиппо малым ростом и уродством, то уж умом и способностями он оставлял всех далеко позади. И если мы заговорили об уме, этот карлик мог бы легко заседать в Совете Десяти /5/ или возглавлять какую-нибудь дипломатическую миссию.

Мало того, что он владел тремя языками, он знал также неисчислимое количество разных историй, мог дать дельный совет и был неистощим на всякого рода проделки и выдумки. Стоило ему только захотеть, и любого он мог так же легко рассмешить, как и опечалить.

В солнечные дни донна обычно выходила на открытую галерею на плоской крыше своего дворца, чтобы там — по моде тех времен — высветлять на солнце свои чудные волосы. И каждый раз ее сопровождали две камеристки, африканский попугай и карлик Филиппо.

Служанки увлажняли и расчесывали ее длинные волосы, а затем раскладывали их для отбеливания поверх широкополой шляпы. Они смачивали волосы розовой водой и греческими благовониями, в то же время рассказывая госпоже обо всем, что произошло за последнее время в городе: о смертях и празднествах, свадьбах и рождениях, кражах и разных забавных происшествиях..

Попугай бил прекрасными пестрыми крыльями и проделывал три своих фирменных трюка: насвистывал песенку, блеял козой и кричал «Доброй ночи!». Карлик тихо сидел рядом, съежившись под солнцем, и читал старые книги и свитки, столь же мало обращая внимания на девичью болтовню, как и на вьющихся вокруг мошек.

И каждый раз случалось так, что через некоторое время пестрая птица поникала, начинала зевать и засыпала, а девушки болтали все ленивее и наконец умолкали, двигаясь сонно и вяло. Разве есть где-нибудь еще на белом свете такое место, где полуденное солнце припекает сильнее и так усыпляет, как на плоской крыше венецианского дворца? Тем временем госпожа становилась все недовольнее и начинала браниться, когда девушки пересушивали ее волосы или неловко расчесывали. Наконец наступал момент, когда она приказывала: «Заберите у него книгу!»

Служанки забирали с колен Филиппо книгу, и карлик гневно поднимал глаза, но тотчас же брал себя в руки и почтительно спрашивал, чего желает госпожа. Госпожа приказывала: «Расскажи мне какую-нибудь историю». На что карлик отвечал: «Я должен подумать» и задумывался.

При этом иногда бывало, что он медлил слишком долго, и она начинала на него покрикивать.

Но карлик невозмутимо покачивал тяжелой головой, слишком большой для его маленького тельца, и хладнокровно отвечал: «Потерпите еще немного. Хорошие истории похожи на благородную дичь, что живет, затаясь. Часто приходится долго сидеть в засаде в ущельях и лесах, чтобы ее подстеречь. Дозвольте мне подумать!»

Когда же после долгих размышлений он начинал рассказывать, то не прерывался до конца, и рассказ его лился, как стекающая с гор в долину река, отражающая в себе все — от маленьких былинок до голубого небосвода.

Попугай засыпал, щелкая время от времени во сне изогнутым клювом, вода в небольших каналах стояла неподвижно, так что неподвижным было и отражение рядов домов на их берегах, солнце немилосердно жгло крышу, а служанки отчаянно боролись с одолевавшим их сном.

Но карлик сонливости не поддавался. Как только он начинал свой рассказ, то становился волшебником и королем. Он заставлял забывать о палящем солнце, проводя свою внимательную слушательницу то по черным зловещим лесам, то по голубым прохладным пучинам морским, а то и по улицам чужих сказочных городов, ведь карлик изучал искусство рассказчика на Ближнем Востоке, где рассказчики ценились высоко, ведь они были магами, игравшими с душами людскими, как ребенок играет со своим мячом.

Почти никогда не начинал он свои истории с описания чужих стран, куда душе внимавшего тяжело было перенестись на крыльях своей фантазии. Наоборот, каждый раз он начинал рассказ с чего-то простого, с того, что можно было видеть, что находилось перед глазами, будь то золотая пряжка или шелковый платок. Всегда начинал он с чего-то близкого, осязаемого и вел свою госпожу незаметно для нее туда, куда хотел, начиная свое повествование от прежних владельцев этих вещиц, мастеров, что их изготовили, или продавцов, что их продали.

Его рассказ, неторопливо и естественно разворачиваясь, уносил слушательницу с крыши дворца на барку торговца, с барки — в гавань, там – на корабль, а уж с него – в любой самый удаленный уголок нашей земли.

Тот, кто слушал карлика, в мыслях своих сам совершал путешествие. И в то время, когда сам слушатель спокойно сидел в Венеции, душа его блуждала по дальним морям и волшебным странам.

Вот таким рассказчиком был Филиппо.

Помимо этих изумительных сказок, берущих свое начало в большинстве своем в странах Леванта /6/, он рассказывал и об истинных приключениях и событиях как старого, так и нового времени: о странствиях и страданиях короля Энея /7/, о древнем государстве Кипр, о короле Иоанне /8/, о волшебнике Виргилии /9/, о чудесном плавании Америго Веспуччи /10/. Кроме того, самые причудливые истории порождала и его собственная фантазия.

Когда однажды госпожа, глядя на дремлющего попугая, спросила: «Ты, всезнайка, скажи, что ему снится?», он помедлил минутку, а затем начал рассказывать долгий сон, словно сам был попугаем, а когда он закончил, попугай проснулся, замекал, как коза, и захлопал крыльями.

Или дама бросала через парапет террасы вниз, в канал, камешек, а услышав всплеск воды, спрашивала: «Ну, Филиппо, куда теперь угодил мой камешек?» И карлик тотчас же начинал рассказ о том, как этот камешек попал к медузам, рыбам, крабам и устрицам; к затонувшим кораблям и водяным духам, кобольдам и русалкам, чью жизнь и привычки он отлично знал и мог воспроизвести во всех подробностях.  

Хотя синьорина Маргарита, подобно многим другим богатым и прекрасным дамам, была высокомерна и жестокосердна, к карлику она испытывала расположение и заботилась о том, чтобы посторонние относились к нему хорошо и с должным уважением. Впрочем, сама она время от времени не могла отказать себе в удовольствии немного помучить карлика – ведь он был ее собственностью.

То выбросит вон все его книги, то запрёт его в клетке с попугаями, то бросит одного спотыкаться на скользком паркете зала. Делала она все это не со зла, и Филиппо никогда не жаловался; только в свои притчи и сказки позволял он себе иногда вставлять небольшие намеки, уколы, слова, задевающие ее самолюбие; впрочем, к ним синьорина относилась довольно спокойно. Она остерегалась слишком уж его раздражать, потому что все знали, что владеет он многими тайными науками и запретными знаниями.

С уверенностью можно сказать, что он мог разговаривать со многими зверями на их языке, предсказывать погоду и заранее предвещать ураганы. Однако большей частью он молчал, и, если кто-нибудь приставал к нему с подобными вопросами, то карлик пожимал опущенными плечами и качал большой негнущейся головой, так что спросивший сразу забывал, о чем спрашивал, покатываясь от смеха.

Поскольку у каждого человека есть потребность быть привязанным к какой-нибудь живой душе и любить кого-то, то и у нашего карлика кроме его книг была маленькая черная собачка, которая с ним не расставалась и даже спала у него в ногах. Это был подарок одного из отвергнутых претендентов на руку и сердце синьорины Маргариты, а та передала собачку своему карлику. Происходило это при необычных обстоятельствах.

В первый же день жизни на новом месте с ней случилось несчастье: она очень неудачно провалилась в погреб. Собачку хотели умертвить, так как при падении она сломала лапку, но карлик выпросил ее у своей госпожи в подарок. 

Благодаря его неустанному уходу она выздоровела и привязалась всей признательной душой к своему спасителю. Впрочем, вылеченная лапка у нее так и осталась кривой, и cобачка хромала, что как нельзя более соответствовало походке ее горбатого хозяина. И Филиппо частенько слышал шуточки по этому поводу от окружающих.

Возможно, кому-то эта привязанность между карликом и собакой и казалась смешной, но от этого она не была менее искренней и сердечной. И я полагаю, что редко кто из богатых благородных господ был так любим своими лучшими друзьями, как эта кривоногая собачонка своим хозяином Филиппо.

Он дал ей имя Филиппино, но чаще звал ласкательно Фино. Карлик заботливо ухаживал за песиком, как за малым ребенком, разговаривал с ним, кормил его лакомыми кусочками, разрешал спать на своей маленькой кроватке, и часто подолгу играл с ним – короче, весь запас любви, который он накопил за свою бедную бродячую жизнь, он отдавал умному животному, терпеливо снося за это многочисленные насмешки госпожи и всей прислуги.

Но скоро вы увидите, что эта привязанность совсем не была смешной, потому что она принесла огромное несчастье не только собаке и карлику, но и всему дому. Поэтому пусть вас не удивляет, что я так долго говорю о маленькой хромой комнатной собачке, ведь нередко бывает так, что ничтожные причины вызывают большие и тяжелые потрясения в судьбе человека.

В то время, как многие знатные, богатые и красивые молодые люди бросали на Маргариту пылкие взгляды, запечатлев ее образ в своем сердце, сама она оставалась такой гордой и холодной, как будто на свете вообще не было мужчин.

Так случилось не потому только, что вплоть до самой смерти ее матери – некоей донны Марии из дома Джустиниани /11/ девушка воспитывалась в большой строгости, но и потому, что была она от природы высокомерным созданием, внутренне противящимся всякой любви, и по праву ее величали самой жестокой красавицей Венеции.

Однажды некий юный аристократ из Падуи был из-за нее сражен на дуэли одним миланским офицером. Маргарите передали последние слова умирающего, адресованные ей, но по белому лбу красавицы не пробежало ни малейшей тени.

Сонеты в ее честь вечно вызывали у нее только насмешки, а когда почти одновременно два жениха из уважаемых семей торжественно и со всеми церемониями попросили руки прекрасной донны, она несмотря на недовольство и уговоры своего отца настояла на том, чтобы обоим отказать, что привело к долголетней вражде с их домами.

Однако маленький крылатый бог – порядочная шельма, он неохотно отказывается от своей добычи, тем более такой прекрасной. В жизни немало примеров того, как самые неприступные гордячки вдруг влюбляются с такой пылкостью, что невольно вспоминаешь о том, что за самой лютой зимой непременно приходит благословенная ласковая весна.

Это случилось во время одного из праздников в садах Мурано /12/. Именно тогда сердцем Маргариты завладел один юный рыцарь и мореплаватель, только что возвратившийся из стран Леванта.

Его звали Бальдассаре Морозини. Он не уступал даме, обратившей на него внимание, ни благородством происхождения, ни статностью фигуры.

В ней все было свет и легкость, в нем – мрак и сила. Его внешность выдавала моряка, долгое время бывшего в плавании, повидавшего множество дальних стран, искателя приключений; по его загорелому лбу, подобно молниям, пробегали мысли, темные глаза над орлиным носом горели хищным огнем.

Само собой разумеется, что очень скоро он и сам заметил Маргариту, и как только узнал ее имя, то попросил представить его ей и ее отцу, что и было сделано со всевозможной церемонностью и множеством комплиментов.

К концу праздника, который продолжался до полуночи, он, насколько это дозволяло приличие, постоянно находился рядом, да и она внимала его речам — даже если он разговаривал с кем-то посторонним — усерднее, чем словам Евангелия.

Как можно догадаться, сеньору Бальдассаре часто приходилось рассказывать о своих путешествиях и опасностях, с которыми он там встречался. И говорил он так изящно и с такой веселостью, что каждый слушал его с удовольствием. В действительности же, все его рассказы были предназначены одной-единственной слушательнице, а та внимала им, затаив дыхание.

Он рассказывал о самых необычных приключениях с такой легкостью, словно каждый смог бы пережить их. В своих рассказах он никогда не ставил себя на первый план, как это обычно делают моряки, особенно молодые. Только раз, когда Бальдассаре рассказывал о сражении с африканскими пиратами, упомянул он о тяжелом ранении – у него остался рубец, шрам наискосок через все левое плечо, – и Маргарита слушала, затаив дыхание, с восхищением и ужасом одновременно.

В заключение он проводил Маргариту и ее отца к их гондоле, а когда простился с ними, долго стоял на берегу, следя за факелами гондолы, скользящей по темной лагуне. И только когда они скрылись из глаз, он вернулся в павильон к друзьям, где благородные молодые люди сидели в компании нескольких смазливых девиц легкого поведения за желтым греческим вином и сладким красным алькермесом /13/, коротая таким образом остаток теплой ночи.

Среди них был и Джамбаттиста Джентарини, один из самых богатых и жизнерадостных юношей во всей Венеции. Он поднялся навстречу Бальдассаре, протянул ему руку и сказал, смеясь:

– Я очень надеюсь, что ты сегодня, в эту дивную ночь, расскажешь нам что-нибудь о своих любовных приключениях во время путешествий! Надеюсь, этому не помешает то, что прекрасная Кадорин завладела твоим сердцем. А знаешь ли ты, что эта прелестная девушка – камень, просто бездушный камень? Она – как картина Джорджоне /14/: его красавицы безупречны, но нет в них ни плоти, ни крови; они существуют только, чтобы восхищать наши взоры. Я тебе серьезно советую: держись от нее подальше, а то окажешься на потеху всей ее прислуги уже  третьим из отвергнутых женихов.

Но Бальдассаре только смеялся и не считал нужным оправдываться. Он осушил пару бокалов сладкого маслянистого кипрского вина и отправился домой пораньше. А на следующий день молодой аристократ разыскал старого сеньора Кадорина в его небольшом красивом палаццо и всячески постарался понравиться ему и снискать его расположение.

Вечером в сопровождении нескольких певцов и музыкантов им была дана в честь прекрасной юной дамы серенада – и определенно, с успехом: красавица стояла, слушая, у окна и даже показалась на краткий миг на балконе.

Естественно, что тотчас же весь город только и начал говорить об этом: не успел Морозини облачиться в свое лучшее платье, чтобы просить у отца Маргариты руки его дочери, как все бездельники и сплетницы только и знали, что болтать об обручении и предположительном дне свадьбы. Молодой человек пренебрег существовавшим тогда обычаем, согласно которому свататься надлежало не самому, а послать одного-двух доверенных друзей, поручив им говорить от своего имени.

Но вскоре всезнайки-сплетники смогли порадоваться: их предсказания сбывались.

Как только сеньор Бальдассаре высказал отцу Маргариты желание стать его зятем, тот впал в величайшее смущение.

– Мой дорогой юный господин, – сказал умоляюще старый сеньор, – видит бог, я высоко ценю честь, которую Вы оказываете моему дому. Тем не менее я хотел бы вас настоятельно просить отказаться от Вашего намерения. Тем самым мы с Вами избежим ненужного огорчения и проблем.

Находясь подолгу в путешествиях, вдали от Венеции, вы, видимо, не представляете себе, в какие бедствия ввергла меня несчастная девушка, безо всякой на то причины отказав двум весьма достойным женихам. Она вообще ничего не хочет знать о любви и о мужчинах. Признаю, что я ее слегка избаловал и слишком слаб, чтобы своей строгостью переломить ее упрямство.

        

Бальдассаре вежливо его выслушал, но от своего намерения не отказался, стараясь всеми силами ободрить щепетильного старого господина и возвратить ему хорошее расположение духа. Наконец, отец пообещал поговорить с дочерью.

Легко понять, какой ответ дала синьорина. Конечно, она начала высокомерно отнекиваться пустыми отговорками, вновь разыграв перед своим отцом неприступную даму, но в сердце она сказала «да», прежде чем ее спросили об этом.

Сразу после того, как его предложение было принято, Бальдассаре пришел вновь, на этот раз с изящным и драгоценным подарком, и надел своей возлюбленной на палец золотое обручальное кольцо, а затем поцеловал – первым из мужчин – ее прекрасный гордый рот.

Вот теперь-то венецианцам было на что посмотреть, что обсудить и чему позавидовать. Никто не мог припомнить такой роскошной пары. Оба были высокими и стройными, впрочем, дама была чуть-чуть ниже кавалера. Она была блондинкой, он – брюнетом. Оба ходили с высоко поднятой головой и держались независимо, ведь никто из них не уступал другому ни в родовитости, ни в высокомерии.

Только одно не нравилось прекрасной невесте: ее благородный жених заявил, что в самое ближайшее время должен еще раз отбыть на Кипр, чтобы там завершить какие-то очень важные для него дела. А сразу после его возвращения должна была состояться свадьба, которой уже заранее —  как какому-то народному празднеству — радовался весь город.

А тем временем жених и невеста беспрепятственно наслаждались своим счастьем. Сеньор Бальдассаре оказывал даме постоянные знаки внимания: дарил подарки, пел под балконом серенады, устраивал всяческие сюрпризы, и там, где только было возможно, он всегда был рядом с Маргаритой. Не придерживаясь строгих обычаев, молодые люди также позволяли себе уединяться, катаясь по каналу в крытой гондоле.

Если Маргарита была высокомерной и даже чуточку жестокой, что для избалованной молодой благородной дамы вовсе не удивительно, то жених ее был заносчив и других людей уважать не привык. К тому же жизнь моряка и успехи у дам смягчению его нрава не способствовали.

Чем усерднее он, будучи женихом, играл роль благородного приятного господина, тем больше сейчас, когда цель была достигнута, показывал молодой человек свою истинную натуру. С детства проявлялся в нем буйный и властный характер, и он, моряк и богатый купец, давно привык жить только для своего удовольствия, ни капельки не заботясь о других людях.

Как это ни странно, но с самого начала жениховства ему было противно окружение его будущей жены, а больше всех — попугай, собачка Фино и карлик Филиппо. Как только он с ними встречался, то приходил в раздражение и делал все, чтобы помучить их и вызвать к ним отвращение у хозяйки. Когда жених входил в дом своей невесты и его громкий голос раздавался на винтовой лестнице, собачка с воем убегала, птица начинала кричать и бить крыльями, а карлик лишь кривил в гримасе рот и упрямо молчал.

Справедливости ради надо сказать, что Маргарита пыталась защитить если не попугая с собачкой, то по крайней мере бедного карлика, иногда заступаясь за него. Но, разумеется, она не отваживалась раздражать своего возлюбленного и не могла, а может быть, и не хотела, противостоять его жестокости.

С попугаем было быстро покончено. Однажды, когда сеньор Морозини снова принялся его дразнить, покалывая небольшой палочкой, рассерженная птица клюнула мучителя в палец своим сильным острым клювом. Появилась кровь, и мужчина в один миг свернул птице шею. Мертвую птицу выбросили в темные воды узкого канала за домом, и никто о ней не пожалел.

Не лучше обошелся жених и с маленьким Фино. Однажды, когда он пришел в дом ее хозяйки, собачка спряталась в темном углу под лестницей, как обычно делала при приближении Бальдассаре. Однако на этот раз тот, поднявшись наверх, вдруг внезапно вспомнил о чем-то, оставленном в гондоле, и, не доверяя слуге, вновь стремительно спустился с лестницы. Испуганный Фино громко залаял и выпрыгнул навстречу так быстро и не вовремя, что чуть было не опрокинул мужчину навзничь. Спотыкаясь, тот одновременно с песиком оказался внизу, на входной площадке. Собачка от страха кинулась бежать дальше, к порталу, где несколько широких каменных ступеней вели прямо к краю находившегося рядом канала, и тут благородный сеньор с яростными ругательствами дал ей такого мощного пинка, что собачонка полетела прямиком в воду.

В этот момент в проеме портала показался карлик, который услышал лай и визг Фино, и встал рядом с Бальдассаре. Тот в это время с хохотом наблюдал за тем, как перепуганный хромой песик изо всех сил пытался удержаться на воде. На балкон, привлеченная шумом, вышла и Маргарита.

– Пошлите к нему гондолу, ради всего святого! – кричал ей Филиппо. – Спасите его, госпожа! Боже мой, он тонет! О, Фино, Фино!

Но сеньор Бальдассаре смеялся и удержал на месте гондольера, который был уже готов броситься на помощь собачке. Филиппо хотел еще раз обратиться к госпоже, умоляя ее вмешаться, но в это мгновение Маргарита, не проронив ни слова, покинула балкон. 

Тогда карлик встал на колени перед своим мучителем, умоляя его оставить жизнь собачке.

Сеньор раздраженно отвернулся и строго приказал карлику идти в дом, а сам остался на берегу канала до тех пор, пока маленький задыхающийся Фино не скрылся под водой.

Филиппо в это время забрался на чердак. Он сидел в уголке, подперев свою большую голову руками, и смотрел прямо перед собой. Там и нашла его посланная за ним служанка, позвавшая его к госпоже, затем с этим же поручением пришел слуга, но карлик не двигался с места. И когда уже поздним вечером он все еще сидел там, к нему, держа фонарь в руке, поднялась сама хозяйка.

Она остановилась перед ним и смотрела на карлика некоторое время.

— Почему ты не встаешь? – спросила она, наконец. – Он не ответил. —  Почему ты не встаешь? – повторила она.

Тогда маленький человечек взглянул на нее и тихо спросил:

— Зачем вы погубили мою собачку?

— Не я сделала это, – оправдывалась она.

— Вы могли ее спасти, но дали ей погибнуть, – жаловался карлик. – О, мой милый Фино! О, Фино!

Тогда Маргарита рассердилась и, ругаясь, приказала ему встать и идти спать. Он последовал за ней, не говоря ни слова, и три дня был нем, как покойник, едва притрагивался к пище и не обращал внимания на то, что происходило вокруг...

*** ** *** ** ***

..В эти дни юная дама испытывала немалое беспокойство. Со всех сторон до нее доходили слухи о возлюбленном, приводившие ее в серьезные раздумья. Так, ей довелось узнать, что молодой Морозини в своих поездках показал себя отчаянным ловеласом. Множество соблазненных им девушек жило на Кипре, да и в других местах. Было ли это на самом деле так или это были досужие сплетни, — Маргарите оставалось только со страхом гадать. Тяжело вздыхая, думала она о предстоящем отъезде ее жениха.

Наконец она не выдержала, и однажды утром, когда Бальдассаре был у нее в доме, высказала ему все, что о нем говорили, не утаив ничего из своих опасений.

Он улыбнулся:

– Все, что тебе говорили, моя любимая, прекраснейшая из женщин, частью – ложь, но большей частью – правда. Любовь похожа на волну, она приходит, поднимает нас и влечет за собой, а мы не можем ей противостоять.

И все же я прекрасно понимаю, что моя невеста — дочь одного из самых уважаемых людей в Венеции, поэтому не тревожься понапрасну. И здесь, и там я видел много красивых женщин, в некоторых влюблялся, но ни одна из них не идет ни в какое сравнение с тобой.

Его сила и мужество действовали на нее чудесным образом: она затихала, улыбалась и гладила его крепкую загорелую руку. 

Однако, как только он уходил, все ее страхи возвращались к ней снова и мучили ее. Вот так эта гордячка познала тайные унизительные страдания любви и ревности, по полночи ворочаясь под шелковыми одеялами, не в силах уснуть.

В печали она вновь вернула карлику свою благосклонность. А тот вел себя, как и прежде, словно позабыв об ужасной смерти своей собачки. Снова, как и прежде, сидел он на открытой галерее, уткнувшись в книгу или что-нибудь рассказывая, в то время как Маргарита высветляла на солнце свои волосы.

Только один раз вспомнил Филиппо ту историю. Однажды она спросила, о чем он так глубоко задумался, и он ответил каким-то странным голосом:

– Господь благослови этот дом, милостивая госпожа, когда я живым или мертвым вскоре покину его.

– Почему? – проговорила она.

Тогда он как-то смешно передернул плечами:

– Я предчувствую это, госпожа. Птицы нет, собачки тоже нет, что делать здесь карлику?

Она строго-настрого запретила ему произносить подобные речи, и он больше не говорил об этом. У синьорины сложилось мнение, что карлик больше об этом и не думал. Она, как и прежде, стала относиться к нему с полным доверием. А тот, в свою очередь, когда она делилась с ним своими заботами, неизменно защищал господина Бальдассаре, не давая ни малейшего повода заподозрить себя в злопамятности. Таким образом снискал он снова в полной мере расположение своей госпожи.

Однажды, летним вечером, когда от моря веял прохладный ветерок, Маргарита в сопровождении карлика села в свою гондолу и велела гребцу править в открытое море. Вскоре гондола очутилась вблизи Мурано, и покинутый ими город мерцал вдали подобно белому видению над гладкими переливчатыми водами Венецианской лагуны. Тогда Маргарита приказала Филиппо рассказать какую-нибудь историю. Она лежала на черных подушках, а карлик сидел, скорчившись, напротив хозяйки, на дне гондолы, спиной к ее высокому носу.

Солнце коснулось верхушек далеких гор, едва видных за розовой дымкой, на острове Мурано начали звонить колокола. Гондольер, сморенный теплом вечера, правил длинным веслом полусонно и вяло. Его сутулая фигура вместе с гондолой отражалась в пронизанной водорослями воде. Время от времени вблизи проплывала какая-нибудь грузовая барка или рыболовное судно с длинным латинским парусом /15/, острый треугольник которого закрывал на мгновение дальние башни города.

— Расскажи мне какую-нибудь историю, — приказала Маргарита, и Филиппо, склонив свою тяжелую голову, поиграл золотой бахромой своего шелкового сюртука, подумал минутку и начал свой рассказ:

— Задолго до моего рождения, когда отец мой ещё жил в Византии, случилось с ним одно удивительное и необычайное происшествие. Тогда он занимался ремеслом врачевателя и давал советы во всяких трудных случаях. Медицине и магии он обучался у одного перса, жившего в Смирне /16/, и весьма преуспел в этих науках.

Но, поскольку отец мой был человеком благородным и добился всего не обманом и угодничеством, а исключительно своим искусством, то пережил он из-за зависти мошенников и шарлатанов много бед и долго искал возможности вернуться домой, на свою родину.

Но мой бедный отец, зная, что дома родные терпят нужду, хотел возвратиться не раньше, чем скопит на чужбине хотя бы небольшое состояние. Чем меньше ему улыбалось счастье в Византии, в то время как иные мошенники и неумехи без труда обогащались, тем печальнее становился мой добрый отец и почти потерял надежду поправить свои дела, не прибегая к шарлатанству.

Пациентов у него всегда было много, и сотням из них он спас жизнь. Но люди эти были сплошь бедные и скромные, и он стыдился брать с них за свою помощь больше, чем самую малость.

Положение его стало настолько плачевным, что отец решился было уйти из города пешком без гроша в кармане или поискать себе службу на каком-нибудь корабле. И всё же он отложил свое решение ещё на месяц. Его склоняли к этому и астрологические приметы, предсказывавшие в течение этого срока некий счастливый случай. Но вот и месяц миновал, а ничего не произошло. В последний день, вконец отчаявшись, мой отец уложил свои убогие пожитки, чтобы на следующее утро тронуться в путь.

В последний вечер бродил он по берегу моря за городом взад и вперед, и, как легко можно понять, мысли его были безрадостными. Солнце давно зашло, и звёзды уже разлили свой бледный свет над спокойным морем.

И вдруг совсем близко от себя мой отец услышал громкий жалобный вздох. Он огляделся вокруг и, поскольку никого не увидел, сильно испугался, восприняв это как плохой знак перед отъездом. Когда плач и вздохи повторились ещё громче, он набрался духа и крикнул: «Кто здесь?» В это мгновенье у берега послышался плеск. И когда отец обернулся, то увидел в слабом свете звёзд видневшийся в воде светлый силуэт. Решив, что это либо кто-то потерпевший кораблекрушение, либо незадачливый купальщик, он поспешил туда на помощь и вдруг с изумлением увидел прекрасную стройную русалку, вышедшую по пояс из воды. Но кто опишет его удивление, когда нереида умоляюще заговорила с ним:

— Не ты ли греческий маг, живущий в Жёлтом переулке?

— Да, это я, – ответил он дружелюбно. — Что Вы хотите от меня?

Тогда юная дева морская вновь начала плакать, заломив свои прекрасные руки, и среди многочисленных вздохов услышал мой отец ее просьбу проявить сочувствие и приготовить ей крепкий любовный напиток – потому что она-де гибнет, тщетно мечтая о своем возлюбленном. При этом её прекрасные глаза смотрели так умоляюще и печально, что тронули его сердце. Он сразу решил помочь ей, но прежде спросил, как она отблагодарит его. Тогда русалка пообещала отдать ему жемчужное ожерелье, такое длинное, что оно могло бы восемь раз обернуться вокруг женской шеи.

— Но эту драгоценность, – сказала она, — ты получишь не раньше, чем я увижу действие твоего волшебства.

Об этом заботиться моему отцу не было нужды: в силе своих чар он не сомневался. Он поспешил в город, развязал свои уже упакованные вещи и приготовил желаемый любовный напиток так быстро, что уже в полночь вновь стоял на берегу, где его ждала русалка. Он вручил ей маленькую бутылочку с драгоценным зельем, и она, осыпая его благодарностями, велела явиться следующей ночью за обещанным вознаграждением. Отец ушёл и провёл остаток ночи и день в тревожном ожидании. Ничуть не сомневаясь в силе и действии напитка, он не знал, сдержит ли слово русалка. С этими мыслями встретил он ночь на старом месте. Долго ему ждать не пришлось: скоро в волнах показалась и морская дева.

Невозможно передать ужас, охвативший моего бедного отца, увидевшего, что натворил он своим волшебством! Когда нереида, смеясь, приблизилась к нему и передала ему жемчужное ожерелье, в руках её он увидел труп необычайно красивого юноши. Отец узнал в нём по платью греческого моряка. Лицо его было мертвенно-бледным, а кудри струились по волнам. Русалка нежно прижимала юношу к себе и покачивала на руках, как маленького мальчика.

Увидев это, отец мой издал крик отчаяния и проклял себя и своё искусство. Русалка в сей же миг скрылась в глубинах вместе со своим мёртвым возлюбленным, оставив на песке жемчужное ожерелье. И поскольку несчастью помочь было уже никак нельзя, отец взял ожерелье и принёс его под одеждой в дом, а затем разорвал, чтобы продать жемчужины по одной. Выручив деньги, он сел на корабль, идущий на Кипр, в уверенности, что навсегда избавился от любой нужды. Однако обладание деньгами, обагрёнными кровью невинного, обернулось для него многими несчастьями. Штормы и пираты отняли всё его состояние, и на родину он вернулся только два года спустя, все потерявшим и абсолютно нищим.

Во время рассказа донна лежала на своих подушках и очень внимательно слушала карлика. Когда же он закончил свое повествование, она, не вымолвив ни слова, застыла в глубоком раздумье, пока гондольер не прекратил грести, ожидая ее дальнейших распоряжений. Тогда синьорина очнулась, как будто ото сна и задернула занавеску. Гребец быстро повернулся, и гондола полетела к городу черной птицей. И только скорчившийся на дне гондолы карлик смотрел спокойно и серьезно на темную лагуну, как будто обдумывая следующую историю.

Вскоре они были уже в городе, и гондола заскользила по Рио Панда /17/, а затем по другим, более мелким, каналам по направлению к дому. В эту ночь сон Маргариты был очень беспокойным. Рассказ о любовном напитке навел ее, как и рассчитывал карлик, на мысль самой обратиться к этому средству, чтобы сильнее привязать к себе своего возлюбленного.

На следующий день она начала с Филиппо разговор, но не напрямую, а задавая ему множество всяческих вопросов. Сначала ей было любопытно узнать, где можно достать такой любовный напиток и знает ли кто-нибудь секрет его изготовления. Затем она спросила, не содержит ли такой напиток каких-либо ядов или вредных веществ, не сможет ли пьющий по вкусу этого эликсира заподозрить что-то неладное. Хитрец Филиппо равнодушно отвечал на все вопросы и не показывал вида, что догадался о тайном желании своей госпожи. Поэтому той приходилось высказываться все яснее и яснее, и наконец она напрямик спросила у него, есть ли кто-нибудь в Венеции, кто мог бы приготовить такой напиток.

Карлик засмеялся и ответил: «Кажется, Вы недооцениваете меня, моя госпожа, если думаете, что я не научился от своего отца, величайшего знатока Искусства, простейшим азам магии». – «Значит, ты сам можешь сделать такой любовный напиток?» — радостно вскричала дама. – «Нет, ничего проще, — сказал Филиппо. – Но, впрочем, я не вижу, зачем Вам мое умение, ведь Вы достигли цели Ваших желаний и один из самых красивых и богатых молодых людей — Ваш возлюбленный».

Но красавица продолжала упрашивать его, и в конце концов хитрец сделал вид, что, скрепя сердце, вынужден уступить ее просьбам. Тотчас же Филиппо получил деньги для покупки необходимых трав и прочих секретных компонентов для зелья. Ему был обещан также дорогой подарок, если действие напитка окажется успешным.

Через два дня все было готово, и Филиппо, перелив чудесный эликсир в голубой стеклянный флакончик, переданный ему с туалетного столика хозяйки, носил его при себе.

Отъезд сеньора Бальдассаре на Кипр должен был состояться в самом скором времени, и поэтому надо было спешить. В один из последних дней перед своим отъездом Бальдассаре предложил невесте, никого об этом не оповещая, покататься после обеда на гондоле. Обычно в это время года было очень жарко, и мало кто развлекался сейчас такими прогулками. Поэтому и Маргарите, и карлику этот случай показался самым подходящим для их замысла.

Когда в означенный час к задним воротам дома подплыла гондола Бальдассаре, Маргарита уже стояла там, ожидая его. Филиппо был с ней. Он занес в лодку бутылку вина и корзинку с персиками, а затем, когда господа сели в гондолу, присоединился к ним, заняв место сзади, у ног гребца. Молодому господину не понравилось, что Филиппо отправился вместе с ними на прогулку, но ничего не сказал, поскольку в эти последние дни перед отъездом он более, чем обычно, старался уступать желаниям своей возлюбленной. 

Гондольер оттолкнулся веслом от берега. Бальдассаре плотно задернул занавески и уединился со своей невестой в крытой кабинке гондолы. Карлик спокойно сидел у кормы гондолы и рассматривал старые высокие и мрачные дома на канале Рио Баркароли /18/, по которому сейчас скользила их гондола. Наконец у старого палаццо Джустиниани, при котором в те времена был разбит небольшой садик,  гондола выплыла из Большого канала /19/ в Венецианскую лагуну. В этом месте сейчас, как знает каждый, стоит великолепный палаццо Бароччи /20/ .

Иногда из-за задернутых занавесок раздавался приглушенный смех, тихий звук поцелуя или отрывок разговора… Филиппо не был любопытен. Его взгляд скользил поверх водной глади то в направлении солнечной Ривы /4/, то к стройному силуэту башни San Giorgio Maggiore /21/, то назад, к Львиной колонне Пьяцетты /22/ .

Иногда он щурился на усердно гребущего гондольера, а то плескал по воде ивовым прутиком, подобранным на дне гондолы. Лицо его было, как всегда, уродливо и бесстрастно, и понять, о чем он думает, было совершенно невозможно. А думал он о своей утонувшей собачке Фино, о задушенном попугае, о том, как близки все живые существа – животные и люди – к смерти... и мы на этом свете не можем ничего предугадать и знать заранее, кроме того, что всех нас в конце жизни неизбежно ожидает смерть. Он думал о своем отце и о своей родине, о всей своей жизни...., усмешка пробежала по его лицу, когда он подумал о том, как почти всегда мудрые состоят на службе у дураков, и жизнь большинства людей похожа на дурно сыгранную комедию. Усмехнулся, посмотрев на свое богатое шелковое платье.

И пока он так тихо сидел и усмехался своим мыслям, произошло то, чего он так долго ждал все это время. Из крытой кабинки послышался голос Бальдассаре, и сразу же Маргарита позвала его: «Филиппо, подай вино и бокал. Синьор Бальдассаре хочет пить!» Настало время подлить жениху с вином любовный напиток. Карлик откупорил маленький синий флакончик, вылил его содержимое в бокал, а затем долил туда же красное вино. Маргарита открыла занавески, и Филиппо подал даме персики, а сеньору предложил бокал с вином. Маргарита бросила на своего карлика вопросительный взгляд, полный тревоги.

Бальдассаре поднял бокал и поднес его ко рту. Но тут его взгляд упал на карлика, все еще стоящего перед ним, и внезапно в мужчине проснулось подозрение. «Подожди! — воскликнул он. – Таким прохвостам, как ты, доверять нельзя. Перед тем, как я выпью, мне хочется посмотреть, как пьешь ты!» 
Лицо Филиппо осталось таким же бесстрастным, как и раньше. «Вино отличное», — ответил он вежливо. Но мужчина по-прежнему оставался настороженным. «Ты что, не хочешь пить, малый?» – спросил он зло. 

«Пусть господин извинит меня, — возразил карлик. – Я не привык к вину». — «Ну, так я приказываю тебе! Пока ты не отопьешь из моего бокала, я к нему не притронусь!» — «Не о чем беспокоиться», — улыбнулся Филиппо, поклонился, взял бокал, отпил глоток и вернул его назад. 

Бальдассаре посмотрел на него, а затем одним большим глотком осушил бокал до дна. Было жарко, слепящие блики играли на водной глади лагуны. Влюбленные снова уединились за занавесками, а карлик сел сбоку на дно гондолы, провел ладонью по широкому лбу и скривил свой уродливый рот, словно от боли.

Он знал, что через час его не будет в живых. Вино было отравлено. Странное ожидание охватило его душу, уже стоявшую перед вратами смерти. Он оглянулся на город и вспомнил мысли, которым недавно предавался. Молча, уставив взгляд на блестящую поверхность воды, он подумал о своей жизни. Она была унылой и нищей: мудрец на службе дураков — пошлая комедия. Когда он почувствовал, как сердце его стало биться неровно и лоб покрыл холодный пот, он горько рассмеялся.

Никто ничего не слышал. Гондольер почти засыпал. За занавесками прекрасная Маргарита испуганно хлопотала вокруг внезапно занемогшего Бальдассаре, который вдруг умер в ее объятиях и уже начал остывать. С горестным воплем ринулась она вон из кабинки...

А на дне гондолы лежал ее карлик, будто задремавший, в своем роскошном шелковом платье. Он был мертв. 
Это была месть Филиппо за смерть его собачки.

Возвращение домой злополучной гондолы с двумя мертвецами на борту навело ужас на всю Венецию. Донна Маргарита повредилась рассудком, но прожила еще долго. Иногда она садилась на парапет своей открытой террасы и кричала каждой проезжающей гондоле или барке: "Спасите его! Спасите собаку! Спасите маленького Фино!" 

Но все узнавали ее и уже не обращали внимания.

Иллюстрации И.Капкаева

ПРИМЕЧАНИЯ.

1. Мост Понте-дель-Вин ("винный мост"). Небольшой каменный мостик в Венеции. Название происходит от того, что рядом обычно вставали на якорь барки с вином.

Порт-дель-Вин

2. Камчатная или дамастная ткань (полотно) — ткань, вырабатываемая жаккардовым (крупноузорчатым) переплетением нитей, с узорами (рисунком) на лицевой стороне. Рисунок, или узор, на подобной ткани имеет, как правило, более блестящую поверхность, благодаря чему выделяется на остальном матовом фоне изделия. 

3. Рива дельи Скьявони — центральная набережная Венеции.

4. Церковь Сан-Джоббе (итал. San Giobbe) — католическая церковь в Венеции, в районе Каннареджо. Церковь является одним из первых примеров архитектуры Возрождения в городе.

5. "Совет Десяти" (итал. Consiglio dei Dieci) — орган Венецианской республики, основанный в 1310 году 

6. Страны Леванта — Ближний Восток

7. Эней — в древнегреческой мифологии герой Троянской войны. Герой поэмы Вергилия «Энеида» (29-19 г. до н. э.), 

8. Король Иоанн (Джон) Безземельный (1167 — 1216) — король Англии с 1199 года и герцог Аквитании из династии Плантагенетов, младший (пятый) сын Генриха II и Алиеноры Аквитанской.

9. Волшебник Вергилий (Публий Вергилий Марон) (лат. Publius Vergilius Marō), или Вергилий (70 год до н. э. —19 год до н. э.) — один из величайших поэтов Древнего Рима. Имя Вергилия окружалось таинственной легендой, превратившейся в Средние века в веру в него как в волшебника. Основанием многочисленных легенд о его чудодейственной силе послужили некоторые места его сочинений, как, например, рассказ о загробной жизни в поэме «Энеида» и т. д. Вергилий — основатель и добрый гений Неаполя. Он — непревзойденный мастер, изготовляющий чудесные предметы, среди которых — сложная система сигнализации и защиты города с помощью бронзовых статуй; бронзовая муха, изгоняющая из Неаполя мух и таким образом предохраняющая город от заразы; чудесное зеркало, отражающее все, что происходит в мире; вечно горящая лампа; воздушный мост и др.

10.Америго Веспуччи (1454, Флоренция — 1512, Севилья, Испания) — флорентийский путешественник, в честь которого была названа Америка.

11.Джустиниани (Giustiniani) — разветвлённый клан патрициев, давший семь дожей Генуи, одного — Венеции и на протяжении 200 лет правивший островом Хиос в Эгейском море.

12.В XVI веке остров Мурано приобрел большую известность у богатых венецианцев. Он стал популярным местом для развлечений, здесь строились виллы, обустраивались сады и парки с великолепными фонтанами.

13.Алькермес (Alchermes) — классический итальянский вишневый ликер.

14.Джорджо Барбарелли да Кастельфранко, более известный как Джорджоне  (итал. Giorgio Barbarelli da Castelfranco, Giorgione; 1477/1478—1510) — итальянский художник, представитель венецианской школы живописи; один из величайших мастеров Высокого Возрождения.

15.Латинский парус имеет вид прямоугольного треугольника. В средние века латинский парус получил широкое распространение благодаря способности судна с таким парусом ходить очень круто к ветру.

16.Смирна — античный город, один из старейших древнегреческих городов в Малой Азии. Сегодня развалины города расположены на территории турецкого города Измир.

17. Рио Панда (Rio Panda) — название одного из венецианских каналов.

18.Рио Баркароли (Rio Barcaroli) («канал гондольера») – название одного из венецианских каналов.

19. Большой канал или Гранд-канал (Canale Grande) — самый известный канал Венеции, при этом каналом в строгом понимании не является: это не искусственно прорытое сооружение, а бывшая мелкая протока между островами Венецианской лагуны. 

Венеция. Гранд канал. Снимок с вебкамеры 2019

20.Палаццо Бароччи (Palazzo Barocci )  - дворец, построенный в 1890г. Первоначально в нем находился знаменитый театр Sant'Angelo. 

21.Собор Сан-Джорджо-Маджоре — собор в Венеции, на острове Сан-Джорджо-Маджоре. Возведён между 1566 и 1610 годами. 

22.Львиная колонна, или Колонна Святого Марка (Colonne di San Marco) — одна из двух знаменитых гранитных монолитных колонн, возвышающихся в Венеции на той небольшой части площади Сан-Марко, которая носит название «Пьяцетта», то есть, маленькая площадь. Колонну венчает бронзовая статуя крылатого льва — символ Венеции.

Обложка немецкого  издания сказки

КОПИРОВАНИЕ/ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ ТЕКСТА ВОЗМОЖНО ТОЛЬКО С СОГЛАСИЯ АВТОРА ПЕРЕВОДА

*** ** *** ** ***