Звали его Караколь, что на фламандском наречии значит "улитка", и, без всякого сомнения, его окрестили так единственно лишь потому, что его наружность вполне подходила к этой кличке.
Горбатый и кривоногий, он казался таким потешным, что нельзя было взглянуть на него без смеха.
Его походка и вид были вечным предметом всеобщих насмешек с самого детства. Ему еще не было шести лет, когда какая-то колдунья предсказала его матери, что он женится на принцессе в то время, когда у него горб очутится под носом. А гораздо позже, когда ему случалось бывать в Бинше и проходить мимо гостиницы Фирена Симолле, ее шутник-хозяин постоянно встречал его известной песенкой:
"Улитка, улитка,
Высуни рога.
Дам тебе за это
Ломтик пирога!"
Караколь нисколько не сердился на язвительные шутки, весь божий день сыпавшиеся на его горб, и частенько даже сам напевал песенку об улитке. Поэтому все находили, что Господь Бог наградил его гораздо более лучшим характером, чем спинным хребтом.
Этого нельзя было сказать про другого горбуна, такого же безобразного, как и Караколь, бывшего сенешалем /2/ барона Бинш. Звали его сиром де Маликорн, но в насмешку окрестные шутники называли его не иначе как Бистеколем /3/.
Дворянин Бистеколь вовсе не выносил насмешек и издевательства, и так как ему было небезызвестно, что своею кличкой он был обязан сходству с Караколем, то он возненавидел его от всей души.
Ненависть его дошла до того, что в один прекрасный день он решил навсегда избавиться от бедняка Караколя. Воспользовавшись тем, что будто бы в лесу развелось много хищных зверей, он приказал вырыть в нем в качестве ловушек для них широкие и глубокие ямы и прикрыть их хворостом и листьями.
Одна из этих ям была вырыта втайне ночью около того места, где Караколь обыкновенно ранним утром срезал березовые прутья. Сенешаль надеялся, что, прийдя туда на рассвете, Караколь как раз угодит в яму и, упав в нее, сломает себе шею.
Он захотел даже удостовериться лично в том, что его приказания исполнены в точности, и потому на рассвете явился полюбоваться на вырытую яму.
Мечтая о счастье навек избавиться от ненавистного ему горбуна, он беспечно шел вперед, как вдруг — трах! — провалился в глубокую яму. По счастью он остался цел и невредим, но зато совершенно напрасно кричал о помощи — к нему не являлся никто.
Через несколько минут он услыхал над своею головой шорох, и к нему свалился заяц, после чего вскоре упал в яму медведь, в за ним под конец упал и огромный лев.
Предоставляю вам самим вообразить, каково чувствовал себя Бистеколь в подобном обществе. Он уже был полумертв от страха, когда услыхал, как кто-то насвистывает мотив песенки об улитке.
По этой песенке он узнал метельщика, и хотя испытывал глубокое унижение быть обязанным жизнью тому, кого замышлял погубить, вновь принялся отчаянно кричать о помощи.
— Кто там? — спросил Караколь, подходя к яме.
— Я, великий сенешаль! — отвечал Бистеколь. — Швырни мне поскорее веревку, чтобы я мог вылезти из этой окаянной дыры.
— Здесь у меня такой длинной веревки нет, — произнес Караколь, — но потерпите немного, монсеньор, я принесу ее из деревни.
— Поторопись, яма полна хищными зверьми, и это истинное чудо, что я еще до сих пор жив.
II.
Метельщик быстро побежал в свой дом, стоявший на краю деревни поблизости от леса. Отвязав веревку от колодезного ведра и сделав на ней петлю, он опрометью бросился к яме и спустил в нее веревку. Вытаскивая ее, он почувствовал на конце необычайную тяжесть.
— Однако, Вы порядком тяжеленьки, монсеньор! — крикнул он Бистеколю.
— Да ведь ты вытаскиваешь не меня, а льва, — отвечал ему сенешаль.
— Ах, черт возьми! Так это лев! — произнес Караколь, выпуская веревку из рук.
— Что ты делаешь? — завопил Бистеколь.
— Но ведь я хочу вытащить из ямы не льва, а Вас, — отвечал Караколь. — Возьмитесь-ка за петлю, иначе....
— Я не могу. Лев не уступает ее мне. Вытащи сперва его. А затем уж и меня.
— А если он меня съест? Ведь я служу единственной поддержкой моей старухе-матери.
— Только вытащи меня из ямы, и я клянусь тебе, что ни ты, ни твоя мать никогда не будете нуждаться ни в чем.
Итак, поскольку Караколь, казалось, еще медлил, то Бистеколь прибавил:
— Поторопись же. Из-за тебя, кажется, и лев начинает терять терпение.
Караколь подумал, что у него есть возможность избежать львиных зубов, и что, вероятно, он скорее сожрет сира де Маликорна, чем его. Привязав веревку к старому дуплистому дубу, он принялся вытаскивать льва из ямы, завертывая веревку вокруг пня.
Увидев, что лев показался из ямы, Караколь спрятался за дерево и проворно вскарабкался на него, но король зверей сказал ему:
— Большое спасибо тебе! Скоро я докажу, что не принадлежу к числу неблагодарных.
И одним прыжком он скрылся в лесу.
— Теперь Ваша очередь, монсеньор! — вскричал Караколь, обращаясь к сенешалю.
Спустив снова петлю, он вытащил на этот раз медведя. Точно так же, как и лев, медведь сказал ему:
— Спасибо. Я также не окажусь неблагодарным!
— Теперь моя очередь! — вскричал Бистеколь, но перед тем, как бросить ему петлю в яму, Караколь заметил в дупле дуба жужжавшую в паутине муху. К ней уже подбегал паук, вылезший из своего уголка, когда Караколь взмахом руки смел паутину и освободил муху.
— Тащи же скорей меня из ямы! — закричал ему Бистеколь.
Метельщик бросил в яму петлю и вытащил из нее сенешаля.
— Ты слишком долго заставил меня дожидаться! — сказал ему Бистеколь грубым тоном.
— Извините меня, монсеньор, я освобождал того, кому нужно было получить свободу пораньше, чем вам.
— Кого же это?
— Муху, попавшую в паутину.
— Хороша отговорка! — проворчал сенешаль и, не поблагодарив своего спасителя, удалился восвояси.
Полагая, что в яме никого больше не осталось, Караколь принялся за свою работу, как вдруг услыхал чей-то тоненький голосок, говоривший из ямы:
— А меня ты разве не вытащишь вон отсюда?
— Разве тут есть кто-нибудь еще? — спросил горбун, наклоняясь над ямой.
— Да, — отвечал ему чей-то голосок, — тут есть кое-кто, кто умоляет тебя ради всех святых вытащить его из ямы.
Караколь спустил петлю и вытащил из ямы зайца, который, поблагодарив, подобно льву и медведю, своего спасителя, пустился бежать опрометью в лес.
— Вот уже четверть рабочего дня прошла, — сказал добродушный горбун, — надо поторопиться наверстать потерянное время, нельзя же мне допустить, чтобы моя мать сидела без хлеба из-за чужой неосторожности.
К несчастью он так сильно торопился, что глубоко поранил себе ножом палец, срезая березовые прутья, и вынужден был воротиться домой, чтобы перевязать свою рану.
Весь день он не мог из-за этого работать, и так как он жил только дневным своим заработком, то назавтра очутился без куска хлеба.
III.
Это очень сокрушало Караколя.
— Отчего бы тебе не сходить к сенешалю? — сказала ему его мать.
"А и вправду, — подумал горбун, — ведь он обещал мне помочь!"
Придя в замок, он робко постучался в двери.
— Что Вам нужно? — спросил его привратник.
— Мне бы хотелось поговорить с монсеньором сенешалем.
— Монсеньора нельзя видеть.
— Я встретил его вчера в лесу и потому смею надеяться, что он примет меня.
Привратник осмелился пойти и доложить о нем сенешалю.
— Бездельник соврал, — отвечал Бистеколь, — я его вовсе не знаю.
Привратник вернулся с этим ответом к метельщику.
— Без сомнения монсеньор находится в дурном настроении духа, — сказал ему Караколь. — Потерпим до завтра.
Этот день он прожил, взяв денег в долг, а на другой день снова отправился к сенешалю. Благодаря его настоянию привратник согласился снова доложить о нем Бистеколю.
Тогда Бистеколь схватил вне себя от гнева палку, выбежал за двери и так жестоко отдул по горбу беднягу Караколя, что тот упал замертво у дверей замка.
Сострадательные прохожие подобрали его и отнесли домой, где он пролежал в постели пятнадцать дней. В продолжение его болезни за ним ухаживала, как могла, старуха-мать, распродавшая почти все свое имущество, чтобы не умереть с голоду.
IV.
Едва только встав на ноги, Караколь отправился резать веники в лес. Прибыв к злополучной яме, он очутился лицом к лицу с огромным львом. У него подвело живот от страха, но лев сказал ему: — Подожди-ка меня здесь, — и стрелою убежал куда-то.
Караколь узнал в нем того самого льва, которого некогда вытащил из ямы.
Лев скоро возвратился к нему обратно, держа в зубах толстый мешок с золотыми флоринами, который он и положил к ногам своего спасителя. Он отправлялся за ними в пещеру, где воры закопали эти деньги в кучу сухих листьев.
Метельщик поблегодарил льва, вернулся в свою хижину, заплатив лихвою все долги, и, не нуждаясь более вместе со своею матерью в средствах к жизни, он вовсе перестал делать метлы и веники. С этих пор, пользуясь свободным временем, он гулял с утра до вечера и не замедлил вскоре соскучиться от такой жизни.
Покуривая однажды трубку в лесу и любуясь птицами, вившими свои гнезда, он встретил своего друга-льва. Ему пришло в голову отправиться вместе со львом странствовать по свету ради развлечения.
Высказав свое предложение, он получил на него полное согласие от царя зверей, который пригласил его прийти на следующий день в лес. Поднявшись на рассвете и попрощавшись с матерью, Караколь явился наутро на условленное свидание со львом.
Пустились они в путь и по дороге встретили медведя, вежливо подошедшего к ним засвидетельствовать почтение своему спасителю. Они предложили ему примкнуть к ним, и благодарный медведь, хотя и не любил общества, не заставил себя долго упрашивать, немного далее они встретили зайца, который также присоединился к их компании.
Они принялись вчетвером бродить по городам, местечкам и селам, зарабатывая себе кусок хлеба тем, что показывали публике свои таланты. Лев с медведем плясали гавот, заяц бил при этом в барабан, а Караколь собирал с публики деньги.
V.
Пять лет подряд Караколь шатался по свету, пока не почувствовал желание вернуться во Фландрию.
Прибыв в лес около Бинша, он отпустил своих зверей, зашел домой поздороваться с матерью, затем отправился прогуляться по городу.
Он был крайне изумлен, увидав, что весь город обтянут черным крепом, словно церковь, в которой хоронят богатого мертвеца.
Трактирщик Фирен Симолле по-прежнему стоял в дверях своей гостиницы, и хотя и завидел издалека горбуна-метельщика, однако в первый раз в жизни у него не хватило духу пропеть ему:
"Улитка, улитка,
Высуни рога.
Дам тебе за это
Ломтик пирога!"
— Как! — отвечал ему Фирен. — Разве ты не знаешь поразившего нас несчастья?! Ты, стало быть, только недавно прибыл в Водрез?
— Я был в нем лишь проходом и только что вернулся из путешествия на родину.
— Вот оно что! Вот, видишь ли, голубчик, город оттого находится в трауре, что завтра должна умереть прелестная Эглантина, дочь нашего господина барона.
— Разве она так опасно больна?
— Наоборот, она совершенно здорова, свежа и румяна как лесная роза, но — увы! — тем не менее она должна умереть!
— Отчего ж это так?
— В двух лье отсюда, в стороне города Ат, живет гигант, родившийся в этом городе в предместье Брантеньи и не сумевший там остаться жить, до того он вырос в течение пяти лет! По его росту не нашлось ни одного дома, в котором он мог бы поселиться. Зовут его Голиафом, как и того великана, которого некогда убил пастух Давид, но разница между ними та, что в прежнем Голиафе было росту всего десять футов, в нашем, пожалуй, и побольше двадцати. Сила у него такова, что он свободно вырывает с корнем деревья и душит голыми руками львов и медведей.
Он подходит к городам и укладывает дома в свой мешок; с домов он снимает крыши так же легко, как твоя мать снимает крышку с кастрюли, и вообще, он разрушил бы все и вся до основания, если бы у него не просили пощады.
Против него пробовали высылать целые полки, но он выходил на них, заковавшись в стальные латы, и стрелы отскакивали от его кирасы; вооружась огромным дубом как палицей, он проникает в ряды войска, и так как одним ударом убивает сразу десятерых человек, то скоро все, кому удается уцелеть, спасаются от него бегством. Он принудил всех жителей окрестности насыпать ему целую гору земли и обсадить ее большими деревьями. На вершине этой горы для него должны были выстроить огромнейшую башню.
Там живет он охотой и поборами, которые взимаются им с окрестной страны. Каждый год, во время Дюкассов /4/ он лакомится мясом молоденькой девушки. В этот год жребий быть его добычей выпал на долю прелестной Эглантины, и завтра ее торжественно отведут на съедение Голиафу.
— И никого не явилось, — спросил Караколь, — кто бы попробовал силою или хитростью одолеть великана?
— Барон объявил, что отдаст руку своей дочери тому, кто убьёт Голиафа, — ответил ему Фирен Симолле, — но ни один рыцарь не явился попробовать удачи в бою с великаном.
— Разве у них нет ни сердца, ни рассудка? — сказал Караколь.
— Хотел бы я посмотреть на тебя, как бы ты вышел против великана! А в самом деле! Будучи похож на букву B, ты должен быть хитрым! /5/ Бьюсь об заклад, что ты способен провести Голиафа.
— Кто знает, — произнес горбун, — ведь и большой дуб срубает маленький человек. — И, не обращая внимания на насмешливый хохот Фирена, он задумчиво тронулся с места домой. Ему было бы очень приятно доказать, что горбатые действительно одарены от природы большим успехом, чем все прочие люди.
VI.
На другой день Караколь встал с петухами и снял с гвоздя арбалет вместе с колчаном со стрелами.
— Не хочешь ли ты отправиться на состязание в стрельбе? — спросила его мать.
— Да, матушка, и если мне удастся добыть приз, то Вы сможете тогда испечь пирог. Таким образом мы отлично проведем с Вами время.
Явившись в лес, он созвал к себе свистком своих зверей.
Когда они прибежали к нему друг за другом и уселись перед ним рядком, он сказал им:
— Друзья мои, нам следует отличиться замечательным подвигом: в окрестности завелся огромный великан, пожирающий красивых девушек. Все рассчитывают на нас и уповают, что мы избавим страну от этого злодея. Действительно, ему надо быть сущим дьяволом, если мы вчетвером....
— Вчетвером?! — воскликнул лев. — Да я справлюсь с ним и один.
— Нет, — сказал Караколь. — Великан Голиаф закован в стальные латы и так силен, что душит львов голыми руками. Храбростью с ним ничего не поделаешь, надо употребить в этом случае хитрость.
— В таком случае это по моей части, — сказал заяц. — Пойдемте ознакомимся с местностью. Взглянув на нее, мы сообразим, что нам надобно делать.
Все четверо отправились в путь. Подойдя к горе великана, они разделились порознь и осторожно принялись потихоньку взбираться на вершину.
Когда они очутились перед башней, заяц обежал ее кругом, внимательно осмотрел всю местность, с минуту подумал, а затем прошептал что-то на ухо каждому из своих товарищей, смирно прятавшихся за стволами деревьев.
*****
Великан Голиаф был занят своим туалетом. Он уже надел на себя железные сапоги, поножи /6/, наручники, кирасу /7/ и наплечники. Ему оставалось только надеть себе шлем на голову.
Внезапно ему послышался какой-то странный шум. Отведя свои глаза от зеркала, он увидал в окне зайца, который бегал вокруг его башни. За зайцем молча бежал медведь, за которым в свою очередь следовал лев. Великану показалось это зрелище настолько забавным, что он разразился взрывом громового хохота. Он еще смеялся, когда звери вновь с серьезным видом пробежали перед ним один за другим на одинаковом расстоянии друг от друга.
Голиаф хватался за бока от смеха. Тем не менее ему захотелось не упускать дичь, что сама лезла в руки, он вышел из башни и стал за притолокой двери.
Когда звери показались перед дверью в третий раз, он нагнулся, чтобы захватить в одну горсть зайца, медведя и льва.
Внезапно в это время просвистела в воздухе стрела, выколола ему правый глаз и глубоко вонзилась в голову. Он поднес к лицу руки и вырвал вон стрелу, но одним прыжком лев вскочил ему на шею и, стиснув ему своими лапами руки, принялся грызть лицо гиганта. Тут и медведь схватил его за ноги, оба они вместе опрокинули великана, с ужасным треском рухнувшего на землю, словно башня. Три раза он приподнимался вместе с ними с земли, прыгая словно карп, и в конце концов ему удалось бы освободиться от объятий льва и медведя, если бы Караколь храбро не погрузил ему своего ножа в горло.
Гигант с ужасающим рычанием испустил дух.
VII.
В это время принцесса медленно шла вперед, сопровождаемая своими придворными. Дойдя до подошвы горы, она обняла с громким плачем своего отца, тоже утопавшего в слезах, и начала подниматься в гору к башне Голиафа.
Тогда и барон и его придворные удалились, не будучи в состоянии выносить этого зрелища. Один Бистеколь невозмутимо остался на месте. Он втайне ненавидел принцессу, позволившую себе несколько раз посмеяться над его горбом, и поэтому был очень доволен тем, что мог хотя бы издалека присутствовать при ее мучениях.
Бедняжка Эглантина с трудом шла вперед, останавливаясь у каждого дерева, до того страх подкашивал ей ноги. Дойдя почти до самой вершины горы, она была очень изумлена, не видя Голиафа у его башни.
Она прошла еще несколько шагов вперед, и вместо великана к ней вышел настречу Караколь.
— Прелестная принцесса, — сказал он ей, — не бойтесь ничего. Голиаф мертв, и вот его труп.
Эглантина, увидав великана мертвым, была охвачена такой радостью, что упала без чувств. Караколю удалось вскоре привести ее в себя.
— Вы будете моим мужем! — сказала она, открыв глаза. Сердце ее было так переполнено радостью, а ее избавитель показался ей настолько добрым, что она нашла его величайшим красавцем на всем свете.
Отстегнув свое коралловое ожерелье, обвивавшее шесть раз ее шею, она разделила его между животными, причем лев получил на свою долю золотую застежку. Караколю же она отдала свой батистовый платок, на котором было вышито ее имя.
Тогда Караколь отрезал у мертвого великана кончик языка, обернул его в платок принцессы и тщательно спрятал в карман.
Ему осталось только проводить принцессу к ее отцу, но такое сильное волнение, какое довелось ей вынести, ужасно изнурило прелестную Эглантину.
— Прошу Вас, — сказала она, — позвольте мне чуть поспать; я совершенно изнемогаю от усталости.
— Спите, прелестная принцесса, — отвечал Караколь. — Я посторожу вас.
Красавица Эглантина прилегла на траву и вскоре заснула. Караколь присел около нее, закурил свою трубку и наслаждался курением в ожидании пробуждения принцессы.
К несчастью он тоже был утомлен и, покуривая трубку, почувствовал, что его начинает клонить ко сну. Он подозвал тогда льва и сказал ему:
— Я немножко посплю. Покарауль, чтобы никто не застал нас врасплох. — И он заснул, растянувшись на траве.
Лев остался на страже, но так как он тоже утомился, борясь с великаном, то, подозвав к себе медведя, сказал ему:
— Останься около меня, друг мой Миша. Мне смерть хочется соснуть чуть-чуточку. Если что-нибудь случится, разбуди меня тотчас же.
Медведь уселся около льва, но и он был утомлен не менее своих друзей, поэтому он подозвал зайца и сказал ему:
— Подойди-ка сюда. Я совсем засыпаю от усталости. Если кто-нибудь подойдет к нам, поторопись разбудить меня.
По несчастью, бегая под самым носом у Голиафа, заяц испытал такой сильный страх, что устал и утомился вдесятеро больше своих товарищей; вскоре заснул и он.
Таким образом, принцесса, Караколь, лев, медведь и заяц — все спали так же крепко, как судьи во время заседания.
VIII.
Не замечая появления великана, сенешаль подумал, не произошло ли с ним чего-нибудь необыкновенного. Мало-помалу любопытство превозмогло его боязнь, и он осмелился взобраться на гору.
Достигнув вершины, он увидал огромный труп великана, а неподалеку от него объятых глубочайшим сном принцессу, Караколя и его зверей.
Тотчас же в голове сенешаля мелькнула дьявольская мысль. "Ах, красотка! — сказал он про себя. — Вам смешны горбуны. Хорошо же! Вы будете замужем за горбатым, но только не за тем, о котором вы думаете!"
Вынув свой меч из ножен, он отсек голову Караколю, затем отрезал голову Голиафу, чтобы унести ее как доказательство своей победы над великаном. Сделав это, он поднял на руки сонную девушку и, держа за волосы голову Голиафа, стал спускаться с горы.
— Что Вы здесь делаете? Где же мой избавитель?
— Я Ваш избавитель, — отвечал Бистеколь.
— Нет, господин сенешаль, — возразила Эглантина. — Тот, кто меня спас, вовсе не был похож на Вас. И не надейтесь, пожалуйста, занять его место!
— А вот это мы сейчас увидим, — произнес сенешаль и, обнажив меч, сказал: — Вы сию же минуту умрете или поклянитесь Вашим вечным спасением, что не помешаете мне уверить Вашего отца в том, что только один я и спас Вас от великана.
Принцесса Эглантина хорошо знала, на что способен сенешаль, поэтому она подчинилась ему и поклялась, как он пожелал.
Мимо них как раз проезжал на тележке в это время торговец из Жолимеца, покрикивая: "Кому угодно вишен в обмен на старое железо?!" Бистеколь остановил его, положил на солому себе в ноги голову великана, сам сел в тележку вместе с принцессой и приказал торговцу отвезти их в замок барона де Бинш.
Увидав свою дочь живой и здоровой, барон не взвидел света от радости.
— Я убил великана и освободил принцессу, — сказал ему наглый обманщик, — и поэтому требую у Вас руки прелестной Эглантины.
— Совершенно справедливо, — произнес барон, и так как ему не очень-то хотелось выдать свою дочь за подобное чучело, то он спросил ее, согласна ли принцесса на это.
— Приходится согласиться, — отвечала она отцу, никак не постигая того, каким образом сенешалю удалось похитить ее у действительного избавителя.
IX.
Тем временем звери на горе, лежа вокруг своего мертвого господина, храпели, как кузнечные меха. Случайно подлетела к ним довольно большая муха и уселась на заячий нос.
Крепко спавший заяц, не открывая глаз, согнал ее лапкой. Муха снова атаковала его, но заяц опять отмахнулся от нее и захрапел пуще прежнего.
Тогда муха подлетела к нему в третий раз, запустила ему в нос свой хоботок, заяц чихнул и тотчас же проснулся.
— Черт возьми! — сказал он. — Кажется, и я тоже заснул, как и они. Поспешу-ка я разбудить их, а то, пожалуй, достанется моим ушам.
И он тотчас же разбудил медведя, растормошившего в свою очередь льва.
Когда лев заметил, что Караколь мертв, а принцесса исчезла, он пришел в гнев и так страшно зарычал, что вся гора затряслась от его рева.
— Кто перерезал шею нашему другу? — вскричал он. — Медведь, отчего ты не разбудил меня?
А рассвирепевший медведь спросил зайца: — Зачем не разбудил ты меня, презренный?
Горемычный заяц не знал, что им и отвечать. Его страшные товарищи приготовились уже вовсе разорвать его в клочки, когда он стал просить как милости, чтобы они выслушали его.
— Не делайте мне ничего дурного, — сказал он им, — и я обещаю Вам возвратить жизнь нашему господину.
— Каким же это способом? — спросил его лев.
— Неподалеку от Турне, — произнес заяц, — на Троицкой горе я знаю место, где растет трава, корень которой одарен таким чудесным свойством, что стоит только взять его в рот и сейчас же излечишься от всякой раны, какой бы она ни была.
— Ступай скорее и отыщи его. — сказал лев. — Даю тебе четверть часа на то, чтобы принести корень сюда.
Заяц стрелой пустился в путь и через короткий промежуток времени, достаточный старому нищему для того, чтобы прочитать три раза "Отче наш" и два "Богородицу" принес чудесный корешок.
Лев приложил голову к шее своего господина, а заяц вложил ему в рот корешок. Внезапно у мертвеца снова забилось сердце в груди и щеки зарумянились. Караколь вздохнул, чихнул и открыл глаза.
— Ах, как хорошо я выспался! — произнес он, потягиваясь. Затем оглядевшись вокруг, спросил своих зверей: — А где же принцесса? Что вы с ней сделали?
— Все мы, — отвечал ему лев, — заснули крепким сном, подобно Вам, а когда проснулись, то принцессы около Вас уже не было.
"Вероятно, она убежала, испугавшись выйти замуж за такого противного горбуна как я", — подумал Караколь.
Эта мысль так огорчила его, что у него не хватило духу идти в баронский замок просить руки принцессы.
Взяв свой арбалет и колчан и отпустив своих зверей, он побрел домой к своей матери.
X.
Был полдень, когда он явился домой. Суп уже дымился в миске, но хозяйка куда-то вышла. Испытывая жесточайший аппетит, Караколь без церемонии уселся за стол пообедать.
Зачерпнув ложку супа, он был сильно изумлен тем, что не мог никак найти своего рта. Только тогда он заметил, что у него голова обращена на спину, очутившуюся на месте его груди.
До сих пор он был настолько погружен в свою печаль, что, несмотря на то, что вместо рук и ног у него торчал под носом его горб, он вовсе и не замечал ничего этого!
— Как же это могло произойти? — спрашивал он сам себя. — Уж не случилось ли чего со мною во время моего сна?
Чтобы узнать это, он воротился в лес и призвал свистком льва. Бывший неподалеку лев сию же минуту прибежал на зов.
— Как это произошло, — спросил его Караколь, — что у меня голова повернулась лицом к спине?
— Проклятый сон! — вскричал лев. — Эту шутку сыграли с нами во время нашего сна. Пробудясь, я нашел Вас мертвым с отрубленной от туловища головой. Я сейчас же послал за корешком жизни, растущим на Троицкой горе, и так торопился приставить Вам голову к плечам, что ошибся и посадил ее лицом к спине.
— Это досадно, — произнес Караколь, — а в особенности крайне неудобно, когда хочется похлебать супу.
— О, не сердитесь, пожалуйста, на эти пустяки! Дело это поправимое! — вскричал царь зверей.
И, не сказав ни слова, он сорвал Караколю голову с плеч, сунул ему в рот чудесный корешок и снова, как следует, приставил голову к плечам на настоящее ее место.
Едва эта операция была благополучно окончена, как вернулась домой в сильном волнении мать Караколя.
Она бегала затем, чтобы купить полунции жареного цикория, и пока остывал ее суп на столе, осведомилась в лавочке о новостях.
— Знаешь, — сказала она сыну, — ведь кажется великан-то умер. Его убил рыцарь, который и привел принцессу к ее отцу.
— А! — произнес Караколь, — какой же это рыцарь?
— Об этом еще не знают в деревне, а если ты хочешь узнать про это, то дойди только до Бинша.
— Я схожу туда завтра, — отвечал ей горбун, вспомнивший предсказание колдуньи. Ведь у него как раз недавно был горб перед самым носом!
Он не замедлил бы и тотчас пуститься в путь, но так как ему снимали голову с плеч два раза на дню, то от этих операций он чувствовал легкую мигрень.
XI.
На другой день поутру он отправился в лес, созвал своих зверей и отправился с ними в Бинш.
Весь город из конца в конец, начиная от гостиницы и кончая замком барона, был разукрашен цветными флагами.
Зайдя к трактирщику, Караколь спросил у него о причине такого украшения города.
— Это происходит оттого, — отвечал ему Фирен, — что сегодня празднуют помолвку дочери сеньора.
— За кого же она выходит замуж?
— Черт возьми! За сенешаля Бистеколя!
— Да разве он убил великана?
— Он самый, в доказательство чего и принес голову великана.
"Она выходит замуж за Бистеколя! — задумался горбун. — Да ведь он сложен еще хуже, чем я, и она знает, что он не был ее избавителем! Как бы узнать о том, выходит ли она за него по доброй воле или по принуждению?"
— Таская по свету свой горб, ты, кажется, сделался хозяином зверинца? — спросил его Фирен Симолле.
— Да, голубчик.
— Отлично! Твой зверинец явился очень кстати, словно свежая рыба в пост, потому что у нас начнутся роскошные праздники. А твои звери хорошо вышколены?
— Сейчас ты сам в этом убедишься, — сказал Караколь, обрадовавшись вопросу Фирена, как находке. — Я и мои звери отобедаем у тебя, но только я не хочу есть твоего обеда.
— Какой же обед тебе нужен?
— С кухни сеньора.
— Ого! Да как же ты добудешь его?
— Эти молодцы сходят к сеньору и попросят у него прислать мне обед. — И Караколь указал на своих зверей.
— Ты шутишь, голубчик!
— Бьюсь об заклад на сотню флоринов, что прежде, чем накроют на стол, они принесут мне великолепное жаркое!
— По рукам! — сказал Симолле.
— Хорошо! Распоясывайся-ка, голубчик, я приглашаю тебя к обеду! — отвечал ему Караколь, бросая на стол свою сотню флоринов. И обернувшись к своим зверям, он сказал им:
— Сделайте мне одолжение, сходите и попросите принцессу прислать мне жаркое, которое подают за обедом самому сеньору.
— Идем! — отвечал заяц и в несколько скачков скрылся из виду. Но он вовсе не рассчитывал на городских собак, с оглушительным лаем кинувшихся за ним целой стаей.
Прибежав к замку, он проскользнул в сторожку, будучи не замечен привратником. Стаи собак тотчас же обрушились ураганом на сторожку, царапясь в двери и тыча в них мордами, но были встречены привратником палочными ударами, от которых и разбежались с визгом и воем по сторонам.
Освободясь от своих врагов и улучив удобный момент, заяц одним прыжком очутился на дворе замка. Отыскивая глазами прелестную Эглантину, он завидел ее печально сидевшей внизу у окна, облокотясь на руку. Пробравшись в замок, он вошел к ней в комнату через полуоткрытую дверь и слегка потрогал своей лапкой ее ногу.
— Пошла прочь! — сказала принцесса, приняв его за свою комнатную собачку.
Заяц снова потормошил лапкой ее ногу, и принцесса вновь отогнала его, но в третий раз Эглантина взглянула себе под ноги и по своему ожерелью, одетому на шею зайца, узнала его.
Взяв его к себе на руки, она спросила:
— Чего ты хочешь, зайчик, дружок мой?
— Мой господин, победитель великана, — отвечал ей заяц, — послал меня к Вам с просьбою прислать ему к обеду такого жаркого, которое подают самому сеньору.
В это время на дворе появились лев и медведь, пришедшие в замок совершенно спокойно, в качестве таких посетителей, которым нечего бояться за свою шкуру. Они подтвердили заячью просьбу, и глаза принцессы заискрились от радости.
Она приказала отнести также в гостиницу паштет из телятины, жирного каплуна, четверть косули, а на десерт велела захватить целую корзину с сахарными печеньями, лилльскими пряниками, сладкими пирожками, вишнями, малиной, персиками и апельсинами. Сверх того она приказала не забыть взять с собою шесть бутылок самого лучшего вина, чтобы как следует запить им этот роскошный обед сеньора.
— Нельзя ли попросить Вас, — сказал заяц, — не может ли Ваш повар также отнести и меня, чтобы собаки не разорвали меня по дороге?
XII.
Повар взял на руки зайца и отправился вместе с ним и целой свитой поварят в гостиницу. Сзади него, по двое в ряд, выступали поварята, неся кто жаркое, кто паштет, кто каплуна, кто четверть косули, кто десерт, а кто полдюжины бутылок вина.
Медведь и лев замыкали собою шествие; дорогой льву захотелось пить, и он, схватив бутылку вина, залпом осушил ее, отчего к великому удовольствию обывателей Бинша, глазевших из окон домов на эту процессию, принялся выписывать по земле ногами замысловатые фигуры.
Со своей стороны медведь, словно капуцин-лакомка, пожелал удостовериться в свежести сладких пирожков и, заметив довольно большой кусок засахаренного хлеба, храбро принялся им хрустеть.
Это удвоило веселость жителей Бинша, бывших от природы большими весельчаками.
— Сегодня праздник, — сказал медведь, — вишь ты, сколько рож повыставилось из окон! — И, схватив из корзины апельсин, он ловко швырнул им прямо в лицо одного из обывателей, который громче всех хохотал, глядя на его подвиги.
Раздался всеобщий крик: "Вали его!" — и изо всех окон градом полетели в медведя апельсины. Мишенька был этим чрезвычайно доволен, хватал их на лету и с большим аппетитом уписывал целыми десятками.
Благодаря этому, несмотря на прожорливость послов, корзина прибыла почти нетронутой в гостиницу. При виде такой длинной вереницы отборных и роскошных блюд Фирен Симолле совершенно остолбенел от изумления.
Заяц соскочил с рук повара на руки Караколя, который потихоньку спросил его:
— Где ты нашел принцессу?
— В ее комнате, мой повелитель.
— А как она выглядела?
— Она выглядела очень печальной, но когда узнала меня, ее глаза загорелись, как звезды.
— Хорошо, — произнес Караколь и, успокоившись насчет принцессы, он попросил повара передать ей его горячую признательность, а затем, обернувшись к трактирщику, сказал ему:
— Вот теперь у нас появилось не только жаркое, а и весь обед самого сеньора. Садись-ка за стол и начнем угощаться.
Так как пробило уже полдень, то все уселись за стол, поели, изрядно выпили, и Караколь угощал обедом своих зверей, будучи в отличном расположении духа.
Покончив с обедом, Караколь сказал: — Теперь, выпив и закусив, как сам сеньор, я отправлюсь в замок просить руки принцессы.
— Ну, это уж слишком! — воскликнул Фирен Симолле. — Как можешь ты мечтать о том, что принцесса выйдет замуж за такого противного горбуна, как ты?!
— Ведь выходит же она за Бистеколя!
— Тем больше вероятности, что не выйдет за тебя!
— У меня есть здесь кое-что, способное заставить ее переменить намерение! — произнес Караколь, вынув из кармана вышитый платок принцессы, в который он завернул кончик языка Голиафа.
— Дело вовсе не в платке, — сказал Фирен Симолле. — Мед не создан для ослиной глотки, и я ставлю в заклад мой дом в том, что тебя примут в замке так же, как собаку, забежавшую в церковь.
— Вот моя ставка, — сказал Караколь, бросая на стол кошелек, в котором была тысяча золотых флоринов.
XIII.
В замке в это время как раз был сговор, и все сидели за роскошным пиром. Сидя рядом с прелестной Эглантиной, Бистеколь точь-в-точь был похож на улитку возле розы.
За десертом он спросил ее: — Какие это звери приходили давеча к тебе?
— Они являлись по поручению своего господина повидаться со мной.
— Ты знаешь их господина?
— Да, и советую Вам познакомиться с ним. Пригласите его пожаловать на чашку кофе, и Вы нисколько в том не раскаетесь.
— О каких таких зверях вы говорите? — спросил сенешаль, который ничего не видал и не знал о появлении в замке зверей Караколя, но тем не менее встревожился смутным подозрением, услыхав слова принцессы.
— Вы узнаете о том немного попозже, — отвечала ему прелестная Эглантина.
Так как она говорила вполне серьезно, то отец ее, подозревая, что в ее словах была какая-то загадка, поторопился отправить в гостиницу своего конюшего с каретой.
Конюший прибыл как раз в то время, когда Караколь бросил свой кошелек на стол.
— Вот видишь, — сказал он трактирщику, — барон прислал мне и экипаж, вполне подходящий для жениха своей дочери.
И, усевшись в карету, Караколь приказал зверям следовать за собой.
Барон завидел его издалека вместе с его свитой.
— Как я должен принять его? — спросил он у дочери.
— Выйдите к нему навстречу, и Вы не будете в том нисколько раскаиваться, — отвечала ему Эглантина.
Барон спустился до последней ступеньки лестницы навстречу своему гостю, принял его с большими почестями и ввел в залу, куда последовали за ними и звери. Барон усадил Караколя напротив своей дочери, а звери уселись на пол вокруг стола.
У Бистеколя зубы стучали, словно кастаньеты. Он с первого взгляда узнал Караколя и не мог понять, каким образом ожил вновь и очутился перед ним тот самый человек, которому он самолично отрубил голову.
— Можно сказать про Вас, сенешаль, что Вы дрожите! — заметила, обращаясь к Бистеколю, принцесса.
— В самом деле, сенешаль, Вы вовсе не похожи на счастливого жениха, — сказал в свою очередь барон. — Неужели, взглянув на этих зверей, Вы схватили лихорадку?
— Скорее не оттого ли, что увидали их господина? — добавила Эглантина.
— Мне не страшны ни звери, ни их господин, — пробормотал наконец сир де Маликорн, — а вдобавок они мне вовсе не знакомы.
— Коротка же у Вас память, господин сенешаль, — произнес тогда Караколь, — потому что Вы уже находились однажды в компании с этими животными и должны знать их хорошо, так как я сам вытащил и Вас, и их из ямы в лесу, куда Вы упали.
— Ах, так Вам случилось упасть в яму? — произнес барон.
— Я ничего этого не помню, — пробормотал сенешаль.
— Вы также не помните и того, что третьего дня отрубили мне голову, — иронически заметил Караколь.
— Очевидным доказательством того, что я не отрубал Вам головы, служит то, что она и сейчас сидит на Ваших плечах, — возразил, ободрившись, Бистеколь.
— Это доказательство вполне неопровержимо, как мне кажется, — сказал барон.
— Голову мне приставили снова точно таким же образом, как я возвращу сейчас же голове великана то, чего ей не хватает, если только Вы, монсеньор, позволите принести ее сюда, — сказал Караколь.
— С большим удовольствием, — ответил барон и тотчас же приказал принести голову Голиафа.
XIV.
— Чего недостает, — спросил Караколь, — у головы великана? Вы должны знать это, сенешаль, ведь это Вы отрубили ему голову.
— Ей недостает левого глаза, выколотого мною, — отвечал с уверенностью Бистеколь.
— А затем?
— Затем!... Да затем все прочее у нее на месте...
— Вовсе нет. Ей не хватает еще кончика языка, который находится вот здесь. — И Караколь, развернув платок, вынул из него кусок языка и показал, что он как раз составляет одно целое с тем, что оставался во рту великана.
— Может быть, Вы отрезали у него кончик языка после того, как сенешаль отрубил ему голову? — произнес барон.
— Вовсе нет, господин барон. Голиафа убил я, после чего и я и мои звери заснули, и во время нашего сна сенешаль отрубил мне голову и украл голову Голиафа. А вот тому и доказательство.
И вынув жизненный корешок, Караколь вложил его в рот Голиафу. Внезапно у великана заблестел нетронутый глаз, и голова ожила.
Она безучастно поглядела на сенешаля, но когда ее взгляд упал на Караколя, то в нем засверкала бешеная ненависть, голова принялась скрежетать зубами и вероятно укусила бы Караколю руку, если бы тот не воспользовался каминными щипцами для того, чтобы вытащить у нее изо рта корешок.
— Вы видите теперь сами, — произнес Караколь, — что только на одного меня сердит этот добряк Голиаф. Желаете ли еще доказательств? Попросите Вашу дочь сказать Вам, кому она отдала этот платок.
— Победителю великана, — отвечала Эглантина.
— А это ожерелье? — присовокупил Караколь.
— Зверям, которые помогали ему одолеть великана, — снова ответила принцесса.
— Вы поклялись мне молчать Вашим вечным спасением! — вскричал сенешаль, ярость которого заставила его позабыть об осторожности.
— Ведь я же не сказала, кто был победителем! — возразила принцесса, будучи хитра, как большинство женщин.
— Вот Вы и сами, — добавил Караколь, — разоблачили вполне Вашу бесчестность, сознавшись в том, что силою вырвали у девушки обещание молчать!
— Хорошо, дочь моя, — сказал барон, — ты выйдешь замуж за победителя и не лишишься при этом надежды попасть в рай. Теперь нам осталось лишь обсудить, какому наказанию следует подвергнуть человека, оказавшегося способным на такое злодейство. Следует ли его четвертовать лошадьми, бросить в котел с кипящим маслом или не распилить уж его пополам?
XV.
В это время на столе появилась неизвестно откуда фея ростом не более мизинца.
Она ехала на раковине из синего яхонта, запряженной четверкой огромных золотых жуков. Кучером у нее был толстый шмель в черной ливрее с красными и желтыми полосками. Он хлопал, сидя на козлах, бичом из кости сверчка с привязанною к ней паутинкой.
— Ты не узнаешь меня? — сказала она Караколю тоненьким голоском. — Я царица фей и была спасена тобою от злодея паука в то утро, когда скрывалась в лесу в виде мухи, повинуясь закону, по которому раз в год мы обязаны пробыть целый день в образе какого-нибудь животного. Ты будешь мной награжден за это, а неблагодарного злодея, похитившего твою принцессу, я сейчас же накажу.
Она прикоснулась к Караколю крошечной золотой палочкой, и тотчас же его горб исчез, он выпрямился и стал красивым хорошо сложенным юношей.
— Смотри-ка! У твоего жениха горба-то как не бывало! — вскричал, обращаясь к дочери, барон.
— А разве у него был горб? — спросила Эглантина. — Я и не замечала этого.
Тогда фея ударила палочкой сира де Маликорн, и вместо одного горба у него появилось два: один спереди, а другой сзади.
— Ступай-ка попляши, сенешаль! — сказала она, и сенешаль пустился бежать, переваливаясь с ноги на ногу, сопровождаемый насмешками и свистками лакеев, которые слились с ревом и рычанием зверей, выражавших радость по-своему.
С тех-то пор и появилось выражение "заставить поплясать", означающее хороший и спасительный урок.
Через несколько дней состоялась и свадьба Караколя. Фирен Симолле был приглашен на нее, а барон де Бинш вел к обеденному столу под руку мать Караколя.
За десертом Караколь обратился к своему другу Симолле:
— Ты знаешь, что твой дом стал моей собственностью?
— Я знаю это, — ответил ему Фирен.
— Хорошо же! Я подарю его тебе вместе с тысячью золотых флоринов, если ты пропоешь нам сейчас же:
"Улитка, улитка,
Высуни рога.
Дам тебе за это
Ломтик пирога!"
XVI.
Подобно существующим в Монсе турниру Дракона /8/, а в Дуэ — процессии Гайана /9/, каждый год в воспоминание о подвигах Караколя в городе Ат в воскресенье Дюкассов /4/ происходит процессия Голиафа /10/, не менее знаменитая и красивая, как и прочие зрелища в этом роде.
В память о Караколе и Бистеколе карнавал в городе Бинше считается лучшим из фламандских карнавалов.
Во вторник на масляницу три четверти городских жителей наряжается горбунами, одевая каждый цветное платье, маленькие сабо, шляпы с перьями, позвонки и гремушки к поясу и два горба — один спереди, другой сзади — разукрашенные кружевами.
Всюду раздается знаменитая песенка:
"Улитка, улитка,
Высуни рога.
Дам тебе за это
Ломтик пирога!"
Все швыряют апельсинами друг в друга, и если на следующий день в домах случайно и остается несколько уцелевших стекол, то могу вас уверить, что в добром городе Бинше не найдется после карнавала ни одной бочки пива.
Иллюстрации: Дарья Попкова
Интернет
*************
Перепечатка с фотокопий оригинала 1893 г., а также
адаптация текста к современному русскому языку
Татьяны Коливай
===================
Источник текста:
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Селение Waudrez близ города Binche.
2. Сенешаль, или сенешалк (от лат. Senex и древнегерманск. Scalc — старший слуга) — в Западной Европе X—XII вв. одна из высших придворных должностей.
3. Предполагаю, что эта кличка происходит от исп., франц. Bistecol — "кусок мяса". Т.К.
4. Праздник Ducasse — старинный фестиваль во Фландрии. Представляет собой смесь из католического ритуала, карнавального гуляния и театральной пьесы. Проходит каждый год в Троицыно воскресенье (через 57 дней после Пасхи).
Эти широкие ярмарочные гуляния носят французское название ducasse. Впервые это слово было зафиксировано в 1391 году, как диалектная форма старофранцузского слова dicaze, которое в свою очередь было заимствовано из латыни: dedicacio обозначало освящение храма, театра, а впоследствии стало обозначать освящение церкви. Тот же термин стал использоваться для определения ежегодного престольного праздника в честь дня освящения главной городской церкви.
 |
| Дюкассы в Монсе ***************** |
5. Фламанд. "Boge" — означает и "дуга", и "хитрый".
6. По́ножи — часть доспехов, которая защищает переднюю часть голени от колена до щиколотки.
7. Кира́са (фр. cuirasse) — Общее название защитного снаряжения, состоящего из грудной и спинной пластин.
8. Монс, Бельгия, Турнир Дракона. Единственная в своем роде традиция ежегодного проведения битвы с Драконом, в которой отражена борьба Света с Тьмой, Добра со Злом, Бога с Дьяволом, Георгия Победоносца с Драконом Люмесоном. Это театрализованное действие, в котором более 15-ти ролей, каждая из которых несет какой-то символ и значение. И еще тысячи зрителей, которые активно принимают участие в действии.
9. Франция, Дуэ. Процессия великана Гайана.
Шествия с участием гигантских кукол (фр. Géants et dragons processionnels de Belgique et de France) — традиционные театрализованные шествия в городах Бельгии и Франции с участием гигантских кукол великанов, драконов и различных животных.
Гигантские куклы впервые появляются на религиозных процессиях во многих европейских городах в конце XIV века, сохранившись на сегодняшний день в Бельгии (Ат, Брюссель, Дендермонде, Мехелен и Монс) и Франции (Кассель, Дуэ, Пезенас и Тараскон). Представления, которые часто совмещают в себе элементы религиозных процессий и светских шествий, отличаются от города к городу, но всегда подчиняются определённым ритуалам, в которых раскрывается связь великанов с историей, легендами или жизнью города.
Куклы великанов и драконов, имеющие большие размеры — до 9 метров в высоту и 350 кг в весе, представляют мифических героев или животных, местных знаменитостей, исторических, библейских или легендарных персонажей. (Википедия)
10.Валлонский город Ат начинает отмечать дюкасс перед четвертым воскресеньем августа. Накануне в пятницу проходят соревнования по стрельбе из лука в присутствии куклы так называемого Древнего лучника (Tirant lAncien). На следующий день звон колоколов церкви святого Юлиана в полдень возвещает об официальном начале торжеств. В три часа дня процессия в составе взвода аркебузиров и во главе с танцующими под народную музыку куклами Голиафа и его невесты направляется к церкви святого Юлиана, где затем проходит вечерняя служба. По мере продвижения разыгрывается сражение между Давидом, роль которого исполняет мальчик, и Голиафом: после перебранки с Голиафом Давид должен забросить шарик в окошко, через которое смотрит человек, несущий куклу Голиафа.
 |
| Великан Гайан и Мари Кажнон (Дуэ, Франция) ******************* |
Комментариев нет:
Отправить комментарий