ПИСЬМО № 54
 |
| Худ. Карл Рёхлинг. "Гренадеры 15 полка в битве при Лейтене" ********************************************* |
... Команда над нашей армией, оставшейся в Курляндии и Польше, поручена была генерал-аншефу графу Фермору /1/. Поскольку генерал известен был всем как разумный и усердный военачальник, то этим назначением вся армия была чрезвычайно довольна. Он и не преминул тотчас своими разумными распоряжениями оправдать столь хорошее об нем мнение.
Первыми и наиглавнейшими задачами генерала Фермора были обеспечение армии всем необходимым, а затем скорейшее овладение королевством прусским... Ибо получено было известие, что король прусский свое королевство обнажил, все войска направив на изгнание шведов из Померании. Следовательно, велено было поспешить и, пользуясь случаем, занять королевство прусское без лишнего кровопролития.
Поэтому, приняв командование, генерал начал делать приготовления ко вступлению в Пруссию. И поскольку начать поход надо было, не дожидаясь весны, а еще зимним временем, то он нетерпеливо ждал, покуда тот узкий морской залив, который известен под именем Курского Гафа (Куриш-гаф) /2/ и отделен от моря узкою и длинною полосою земли, простираясь от Мемеля до самого местечка Лабио /3/, покроется столь толстым льдом, чтоб по нему войско со всей нужной артиллерией могло пройти прямым и кратчайшим путем на Кёнигсберг. Нетерпение его было так велико, что каждый день приносили ему с залива лед для оценки его толщины, ведь он должен был выдержать на себе проход артиллерии.
...Итак, 5 января 1758 года граф Фермор, еще в последние числа минувшего года переехав из Либавы /4/ в Мемель, собрав небольшой корпус и взяв нужное число артиллерии, пошел по заливу прямо к Кёнигсбергу, приказав другому корпусу, под командою генерал-майора графа Румянцева, в то же самое время вступить в Пруссию из Польши и взять город Тильзит /5/.
... 11-ого января был тот день, когда наши войска вступили в Кёнигсберг, а вскоре за ними прибыл туда и сам главнокомандующий. Въезд его в город был пышный и великолепный. /6/ Все улицы, окна и кровли домов усеяны были бесчисленным множеством народа. Стечение народа было превеликое, ибо все стремились увидеть наши войска и самого командира. Во всем городе стоял звон колоколов, на всех башнях и колокольнях играли в трубы и литавры, что продолжалось все время шествия, и это придавало происходящему еще более пышности и великолепия.
Граф остановился в королевском замке в тех самых покоях, где до этого времени стоял фельдмаршал Левальд. /7/ (Он был оставлен Фридрихом II для защиты Восточной Пруссии и первый напал на русскую армию при Грос-Егерсдорфе, но потерпел поражение). Тут граф Фермор был встречен всеми членами правительства кёнигсбергского: как дворянством, так и знаменитейшим духовенством, купечеством и прочими лучшими людьми города. Все приносили ему поздравления и, переходя под покровительство императрицы /8/, просили его о соблюдении в городе хорошей дисциплины, что им и было обещано.
В следующий день принесено было всевышнему торжественное благодарение, и главнокомандующий, отправив в Петербург графа Брюса с донесением об удачном взятии города Кёнигсберга, устроил у себя торжественный обед. пригласив на него генералитет и всех лучших людей, а наутро весь город был приведен к присяге, — так началось наше правление всем королевством прусским.
Первым распоряжением графа Фермора было расположение вступивших в Пруссию войск на зимние квартиры. Итак, иным велел он расположиться квартирами в окрестностях Кёнигсберга, иным идти и занять приморскую крепость Пилау /9/, иным же идти далее вперед и занять все места по самую реку Вислу и с ними вместе польские вольные города Эльбинг /10/ и Мариенбург /11/. Этим последним хоть и не хотелось впускать наши войска, но, поскольку обещано было им всякое дружелюбие, принуждены они были на то согласиться....
ПИСЬМО № 55
... Поход нашего полка шел через Польшу и прямо на прусский городок Гумбины /12/. ...
Во время сего шествия имел я возможность довольно насмотреться на житье-бытье поляков, живущих в этой части Литвы, или провинции литовской, известной под именем Жмудии или Самогитии /13/, через которую мы тогда шли. Мне показалась она ... не слишком хороша. Самые деревни были немного лучше наших русских, а местечки или маленькие городки не слишком хороши, как в других местах Польши, чему причиною, может быть, то, что этот угол польского государства был весьма беднее прочих мест.
Однако находилось довольно и таких предметов, которые привлекали к себе наше любопытное внимание, как скоро мы вошли в литовские пределы. Часовенки, стоящие неподалеку перед въездом в каждую деревню, тотчас показали, что находились мы уже в землях католических. Часовенки эти делаются у них почти такие же, какие делают у нас кой-где мужики при дорогах, для расположения в них икон: на одном столбике и с маленькою крышечкою; но разница только та, что у них столбы эти высокие, и не такие, как у нас, низкие, да и под кровелькою не образа ставятся, а всегда резное распятие. ...Мне весьма понравилось, что ни один католик, и особенно житель той деревни или села не проходит никогда мимо такого столба без того, чтоб не остановиться и перед распятием, став на колени и воздев руки, не прочесть краткой молитвы.
Что же касается внутренности домов, то в них хотя мы и находили множество изображений святых, но не рисованных, по нашему, на досках, а все печатных на бумаге и раскрашенных разными красками. Этими картинами во всяком доме весь передний угол у них увешан, и всем им воздают католики точно такое ж почтение, как мы иконам.
Кроме того, во время сего путешествия случалось нам неоднократно, для любопытства, бывать и в жидовских синагогах или домах, где они учатся слову Божию, читают священное писание, приносят свои молитвы -- вместо храма. ..В них не находили мы никаких украшений, кроме нескольких лавок для сидения, и одного возвышенного места посреди здания, наподобие амвона сделанного, и окруженного перильцами для чтения на нем священного писания....
Но сколь много нравились нам зрелища эти по новизне своей, столь не полюбились нам иные предметы, начавшие тотчас встречаться.., коль скоро мы вошли в Польшу. Были то стоящие кое-где неподалеку от дороги виселицы с висящими на них повешенными людьми. Нигде, я думаю, столько людей не вешается, как в Польше. За маленькое воровство и кражу должен уже вор идти на виселицу, и казнить его таким образом может не только любое городское начальство и правительство, но и сами дворяне. Обыкновение, поистине, весьма странное и гнусное, а что всего удивительнее, совсем не выполняющее той цели, для которой оно вошло в употребление, ведь, несмотря на всю строгость такого наказания за воровство, воры в государстве не переводились и все-таки их было много. Но как бы то ни было, мы, по непривычке своей, не могли без внутреннего содрогания и отвращения смотреть на эти виселицы, особенно с людьми, повешенными на них давно и качающимися от ветра.
Далее памятна мне очень польская соленая уха, варимая из рыбы. В ..постные дни вздумали было мы просить хозяев наших квартир варить нам уху из свежей рыбы, но скоро убедились, что для нас уха их совсем не годится, ибо они имеют обыкновение солить ее так круто и много, к тому же приправлять ее так обильно луком и перцем, что никоим образом есть ее было невозможно, и мы многократно жалели, что поручали им сие дело.
...В то самое время командирован я был от полка ехать наперед в Пруссию, чтобы принять в городе Гумбинах /12/ провианта для нашего полка...
Таким образом отлучился я тогда ..от полка, и в тот же еще день отправился в путь, а на другой въехал уже в прусские границы. Теперь не могу вам ... и сказать, какую восхитительную перемену увидел я во всем, въехав в пределы королевства Прусского. ...Надобно упомянуть, что эти места лет тридцать назад отцом тогдашнего короля были заселены баварскими жителями или так называемыми зальцбургскими эмигрантами, которые, по глупости католиков и единственно за протестантское исповедание своей веры, изгнаны были из отечества своего и принуждены были искать себе убежища в других государствах, следовательно, и поселены были тут чин-чином и со всеми выгодами.
Какое великое множество деревень представилось тогда моему взору! Истинно все поля были ими как бы усеяны! Не было места, с которого не видно было бы вокруг деревень до десяти. Деревни эти были хотя небольшие, ... но какие же дома, какие строения и какой порядок виден был повсюду! Истинно нельзя было на это вдоволь налюбоваться. У каждого мужика был такой домик, какого у нас не имеют и многие дворяне, особенно из бедных. Домам их соответствовало и все прочее строение: все было опрятное, уютное, все покрытое снопами и все в порядке. Что ж касается самих жителей, то я ласковости, услужливости и доброжелательности их не мог надивиться. Везде, где ни случалось мне кормить своих лошадей и ночевать, принимаем я был как ..родной, и не было у меня почти надобности ничего покупать, ибо хозяева старались не только самого меня кормить и поить всем лучшим, что у них могло отыскаться в доме, но и людей моих и лошадей довольствовали они безденежно. Но, правду сказать, помогло мне при том весьма то, что я умел с ними по-немецки говорить и сам с ними обходился ласково и приятно. Одним словом, краткое путешествие это было мне не только не скучно, но так приятно, что я и поныне его позабыть не могу.
Наконец приехал я в город Гумбины, куда был наперед отправлен и в котором мне никогда не случалось бывать. Тут удовольствие мое увеличилось, поскольку я нашел и городок этот весь хорошо и по плану выстроенным. Основан был он лет тридцать назад, и, хоть не было в нем слишком богатых и великолепных домов, но зато повсюду господствовал порядок и везде видна была чистота и опрятность. Улицы повсюду были широкие и прямые; площади на перекрестках просторные, а домики по большей части хоть и небольшие, но прекрасные, уютные, покойные и преимущественно раскрашенные разными красками. На главной же площади, посреди города, находилось одно огромное и красивое каменное здание, в котором была у них ратуша и прочие правительства, суды и расправы.
Надобно знать, что все королевство прусское, для удобнейшего собирания доходов, разделено было на две половины, и в каждой половине находилось, для сбора этих доходов и управления оными, по особой каморе, или казенной палате, из которых одна была в Кёнигсберге, а другая в этом городке Гумбинах, и присутствие ее было в упомянутом здании. Впрочем, весь этот прекрасный городок наполнен был множеством мастеровых всякого рода ремесленных людей, и может почитаться наилучшим из всех прусских маленьких городков.
Я прожил в нем более недели, ибо, исполнив порученную мне комиссию, должен был дожидаться своего полка. Но время это проводил я без скуки. Квартира была у меня прекрасная; хозяева ласковые, старавшиеся меня не только угостить, но и, приметив охоту мою к книгам, снабдившие меня множеством оных. Это было для меня лучше всех конфектов, и я имел тогда случай видеть, перебирать и отчасти читать и рассматривать многие немецкие книги, а особенно анатомические, наполненные множеством рисунков. Кроме того, в тогдашнюю мою бытность в Гумбинах имел я впервые возможность видеть, как ткутся шелковые чулки: фабрика эта была у меня по соседству, и я несколько раз хаживал туда смотреть ее работу и дивиться искусному устройству станков и инструментов, к тому употребляемых.
Наконец пришел и полк наш, и пробыв два дня в этом городе, для принятия провианта и печения хлебов, пошел далее. Поход наш проходил от сего места через прусские местечки Даркемень /14/, Норденбург /15/, Шипенбейль /16/ и Бартенштейн /17/, и поход сей был веселый и приятный. Места эти были хорошие и всем изобильные. Мы останавливались в местечках и городках, которые были уже несравненно лучше польских, и потому получали мы себе всегда хорошие и спокойные квартиры, а поскольку в каждом местечке находили мы трактиры, то наш первый визит был туда. Тут собирались мы обыкновенно почти все и веселились всем, чем кому было угодно. ..
Из всех вышеупомянутых прусских местечек и городков, мне особенно памятны и полюбились Шипенбейль и Бартенштейн. ..Оба, хоть и старинные и не по плану построенные, однако весьма хороши. Были в них прекрасные уютные домики и хорошие ратуши, а в последнем из них -- старинный разоренный замок. Словом, все места, где мы тогда жили, были прекрасные и приятные.
Пройдя Бартенштейн, вошли мы опять в католические земли. Было то епископство эрмландское, лежащее посреди королевства Прусского и находившееся тогда под польским протекторатом, но принадлежащее епископу эрмландскому, который тут жил и владел оным, как маленький удельный князь, ибо он был также и президентом всей польской Пруссии. Резиденция его была в городе Гейльсберге /18/, лежащем на той же реке Алле и имеющем довольно внушительный замок. И поскольку нам через этот город идти и в нем дневать случилось, то владелец этой земельки, вышеупомянутый епископ, сделал нам честь и пригласил нашего полковника со всеми офицерами его полка к себе обедать и дал пышный и великолепный пир в своем дворце, посреди замка построенном.
Тут имел я случай видеть образ жизни маленьких германских удельных князей, а также и знатных духовных католических особ. Мне он показался довольно хорош. Жил он тут как маленький государь: имел у себя несколько военных людей, стоящих у него на карауле и содержащих гауптвахту; были у него также пушки и придворный маленький штат: камергеры и камер-юнкеры. Но все это в сущей миниатюре по сравнению с большими государями.
Он угощал нас великолепно, и при питье за здравие нашей государыни производима была пушечная пальба. А после обеда водил он нас по всем покоям своего дворца и в придворную свою церковь, где показывал архиерейские свои католические украшения. Как церковь, так и утварь в ней, украшения ее, были довольно богаты и великолепны, а он сам весьма ласковый и снисходительный человек.
Но что нам курьезно и некоторым образом смешно показалось, был его маленький клобучок, носимый им в знак его духовного и монашеского звания. Клобучок этот был хоть и черный, но очень маленький и не более, как вершков /4/ двух шириной и в полвершка высотой, и прикреплен на большом его напудренном парике наподобие маленькой скуфеечки, на темени сзади, так, что спереди его и видно не было. Платье же на нем было черное и верхнее длинное и довольно осанистое.
Проведя в этом отличном..городке почти двое суток, пустились мы далее и шли несколько еще дней этим епископством через незнаменитые городки, к нему относящиеся, Гутштадт и Аленштейн, а потом вошли опять в Пруссию и шли по ней несколько дней. В это время случилось мне однажды принимать фураж на полк в одном прусском городке, Остероде /19/, где мы дневали. При этом случае не мог я надивиться исправности прусского правительства, ибо по всем местам, где нам по расписанию назначено было идти, находили мы уже все заготовленное. Был везде готов не только провиант и фураж, но навезены со сторон всякие нужные съестные припасы для продажи войску. Что касается сена лошадям, которое я должен был принимать, то мне не было нужды его вешать: все оно было перевязано в пуки, по десяти фунтов..
Проведя несколько дней в походе по Пруссии, вышли мы наконец из нее и вошли в пределы так называемой, Польской Пруссии и той части оной, где находились города Кульм, Грауденц и Торунь. Эту землю нашли мы весьма отличной от прусской: все жители были опять католики и несравненно бедней и хуже прусских. Что ж касается городов и местечек, то они были довольно изрядные, однако, далеко не так хороши, как прусские. Мы проходили их три, а именно: Неймарк, Страсбург и Голап. Посреди каждого из них находили мы четырехугольную и довольно просторную площадь, окруженную сплошными и довольно высокими домами, отчасти каменными, отчасти полукаменными, то есть связанными из переплетенных между собою деревянных столбов и брусьев, промежутки между которыми были заложены кирпичом. Таковых строений было множество и во всей Пруссии. Они называются у них фахверками или кирпичными мазанками, и составляют средний род здания между каменными и деревянными, и довольно хороши и пригожи. В самом центре вышеупомянутых площадей находилась всегда городская ратуша, представляющая наилучшее здание в городе. Внизу же домов, окружающих площадь, находились лавки с разными товарами. Далее замечания достойно, что во всех прусских и польско-прусских городках находились аптеки, в которых продавались не столько лекарства, сколько всякие овощи и съестные припасы.
...Во время нашего похода случилась у католиков страстная неделя и великая пятница, и, едучи в самое сие утро и очень рано мимо одного католического костела, имел я случай насмотреться всему, что у католиков в этот день в церквах происходит. Тут в первый раз увидел я, как они бичуются, или, покрыв голову свою, чтоб никто их не узнал, и обнажив спину, секут сами себя бичами, или особого рода плетьми, и производят такое мнимое служение Богу с таким рвением и усердием, а сами к себе с такой жестокостью, что у иных кровь ручьями текла со спины.
Но насколько зрелище это было для нас отвратительно, настолько странно показалось другое обыкновение, господствующее у католиков, а именно: вместо выносимой у нас плащаницы, выносится у них большое резное распятие, кладется в церкви на пол, и тогда все женщины, и особенно старушки, подходя и становясь на колени, воют, плачут и бьются над ним, как над умершим человеком, и смачивают его своими слезами... .И эта святая неделя была нам очень не весела, а особенно потому, что, идя от помянутого местечка прямо к Торуню, принуждены мы были идти самыми прескверными местами и иметь квартиры в наибеднейших польских деревнях, в которых жители сами едва имели свой насущный хлеб и жили в самом плачевном состоянии.
...Город Торунь /20/ был тогда конечной целью нашего похода, и мы, передневав в нем, расположились в окрестностях его по кантонир-квартирам. На этом месте окончу я письмо....
ПИСЬМО № 56
... Штабу нашему назначено было стоять в самом городе Торуне и его форштатах /21/, а гренадерские роты как первейшие в полку расположены были в ближайшей к городу деревне, а деревня эта была самая лучшая и особенного рода. Она называлась Гурске, отстояла от города не более как верст на пять и принадлежала к так называемым жулавам. Так как она достойна особенного замечания, то и упомяну я о ней несколько подробнее.
Жулавами как около Данцига, Эльбинга, Мариенбурга, так и тут называются все те селения, которые расположены на низменностях подле Вислы и ее рукавов. Известно, что мимо Торуня протекает великая и широкая река Висла, простирающая течение свое от сего города мимо Кульма, Грауденца, а потом, делясь на два рукава, впадающая у Данцига в море. Эта река имела где по обеим сторонам, а где по одной низменные места, простирающиеся от воды до следующих, возвышенных и гористых берегов, на неравное расстояние, где версты на две, где больше, а где меньше. Эти низменные места в древности занимаемы были в половодья речной водой и от наносимого и остающегося на них ила так со временем утучнились, что сделались наиплодороднейшими, но долгое время лежали они в праздности и росла на них только одна трава. Со временем, по какому-то случаю, вздумалось некоторым выходцам из нидерландских и голландских мест поселиться на этих местах и отнять их, так сказать, насильно от наводнений и заставить производить наилучшее хлебородие.
... Со всем тем живут жители весьма богато и в таком изобилии, в каком у нас не живут иные бедные дворяне. Жилые комнаты прибраны у них чисто и даже у многих есть часы настенные; стулья же и порядочные столы и шкафы везде имелись. Платье носят хоть и крестьянское, но чистое, хорошо сшитое и добротное, особенно женщины. Едят также всегда хорошо, и, что удивительнее всего, сам хлеб едят почти все пеклеванный /21/. Скота имеют довольно и притом весьма хорошего, а сады наполнены у них вишнями, яблоками и другими плодоносными деревьями в превеликом множестве. Словом, они живут в изобилии и многие из них, особенно в настоящих жулавах, ближе к Данцигу, имеют большие, иногда во несколько тысяч, капиталы и играют там важные роли.
Такового рода была и та деревня, в которой назначено было нам иметь наши кантонир-квартиры. Она была хотя наибеднейшая из всех жулавских, однако и тут не могли мы довольно налюбоваться житьем-бытьем наших хозяев. Но как все полки наши расположены были тогда вдоль по реке Висле и очень тесно, то стояли и мы иногда несколько тесненько, и один только мой капитан получил особый двор; а впрочем, мы, офицеры, должны были стоять по два и по три человека вместе, а солдаты по целому капральству на одной квартире. ...
Итак, хотя стояла нас в одном доме с людьми нашими хорошая семейка, однако нам нимало не было тесно и мы квартирою своей были довольны. К тому же хозяин случился у нас человек добрый, а хозяйка — того добрее. Оба они старались наперерыв нам служить всем, чем могли, и нам не было почти нужды покупать ни для себя съестных припасов, ни для лошадей наших корма, ибо хозяева за бесчестие себе ставили и не хотели слышать того, чтоб мы то покупали, что у них есть и чем они нам услужить могут. А этому много способствовало и то, что я с ними как с немцами говорить умел.
.....Впрочем, не успели мы тут расположиться.., как захотелось мне побывать в Торуне и посмотреть сей город. Я нашел его весьма хорошим и не похожим нимало на польский, а совершенно немецким и весьма похожим на нашу Ригу. Строение в нем было все каменное, сплошное и высокое; улицы такие же тесные и кривые, а жители большей частью были немцы, и многие из них весьма зажиточные и имели хорошие дома...
ПИСЬМО № 57
...Повеление о выступлении в поход действительно на другой же день было нами получено, а на третий мы и выступили в оный. Расставаясь с тамошними хозяевами, не могли мы довольно поблагодарить их за все оказанное гостеприимство, а так как и они были нами довольны, то провожали нас, желая нам счастливого путешествия.
Мы шли теми же самыми местами, где до того шли, до самого Эрмландского епископства и до столичного их города Гейльсберга (в Восточной Пруссии, на реке Алле), а оттуда повернули мы уже влево и пошли прямым путем к Кёнигсбергу....
Через несколько дней.., не имея на своем пути никаких особенных приключений, дошли мы наконец до славного нашего Кёнигсберга и тем окончили наш поход благополучно.
ПИСЬМО №58
...В конце апреля месяца дошли мы до столичного прусского города Кёнигсберга. По приближении к нему, велено нам было остановиться и убраться как можно лучше и чище для вступления в него торжественной церемонией. Мы и постарались с особенным усердием, так как всякому хотелось показать себя с самой лучшей стороны... Все оружие наше вычищено было как стекло; белье надето самое чистое и мундиры самые лучшие. Не могу без смеха вспомнить, как старались мы друг пред другом, как чванились, и как гордо и пышно выступали мы перед нашими взводами, шествуя, при игрании музыки и при битии в барабаны, по улицам сего города, которые заполнены были многочисленными толпами народа. Жителям очень хотелось видеть нашу церемонию, поэтому не только все окна, но и многие кровли усеяны были людьми. Вид столь многочисленного народа и побуждал нас хорохориться. Я находился тогда, как уже упоминал, в гренадерской роте. Шапки гренадерские были у нас тогда кожаные, сделанные наподобие древних шлемов или шишаков, с перьями, а спереди медные и позолоченные, и головной убор этот был очень красив. К тому же, и перевязи гренадерские были у нас с золотым шитьем. Мне довелось идти первому перед полком и вести самый первый взвод наших гренадеров, поэтому я старался идти как можно лучше, и был столь лестного о себе мнения, что полагал, что все только на меня и смотрели, хотя, несомненно, в том очень обманывался....
... Не успели мы расположиться на квартирах и кое-как обустроиться, как захотелось нам исполнить давнишнее свое желание, и весь этот славный город обойти и осмотреть. Я предпринял это путешествие на другой же день после нашего прибытия и прошел все наилучшие площади, улицы и места и не мог налюбоваться красотою и пышностью многих улиц, а особенно так называемой Кнейпхофской большой улицей, которую наши тотчас окрестили по-своему, назвав Миллионной, потому что вся она была прямая и состояла из наилучших и богатейших домов в городе. Не с меньшим любопытством смотрел я также и на старинный замок, или дворец прежних владетелей прусских. Это огромное четырехугольное, воздвигнутое на горе и не совсем завершенное здание придавало всему городу важный и пышный вид, особенно построенной на одном из углов превысокой четырехугольной башней, никакого шпиля и верха не имеющей. На верху ее развевался только один большой флаг и всегда видны были люди, живущие там для содержания караула. Однако я оставлю описание этого города до другого случая...
ПИСЬМО №59
Любезный приятель! Квартира, которую мне ...отвели... находилась на хорошей светлой улице, идущей вдоль берега Прегеля, и была неподалеку от пристани, где выгружались с моря суда. К тому же дом мой был угловой, возле широкого канала, мост через который виднелся в моих окнах. Я получил нижнюю, самую лучшую угловую и очень чистую комнату с четырьмя большими окнами, и была она очень светла, чем я был весьма доволен. Хозяйкой была одна старушка, вдова корабельщика, которая жила в другой комнате через сени, а в верхнем этаже жили ее дети. Для людей же моих отведена была задняя комната, и так как старушка была тихая и добрая, то лучшей квартиры не мог я себе и желать. Если что меня иногда и беспокоило, то было то, что в другом помещении, через сени, содержала хозяйка некоторый род шинка, где каждый день собирались голландцы, шкиперы и другие моряки, проводя свое время в разговорах, курении табаку и распивании пива. Шум, производимый ими, мне надоедал, однако, по крайней мере, не делали они никаких беспутств и бесчинств, а все было порядочно и пристойно. К тому же имел я удовольствие слушать очень хорошую и приятную игру на скрипке живущих надо мной хозяйских детей. ...
.jpg)
Комментариев нет:
Отправить комментарий